Михаил Маковецкий - Девушки для диктатуры сионизма

В ответном слове глава родительского комитета религиозной школы для девочек (Путь к Сиону) сочла необходимым особо отметить, что если уборщик не прекратит издевательства над девушками, (а это был уже второй случай — до этого я три недели подряд убирал территорию возле школы в жёлто-красных шортах, из-под которых была хорошо видна мошонка, когда я наклонялся), — то будут приняты самые строгие меры.

В свою очередь мэр заверил собравшихся, что Израиль является единственной демократией на Ближнем Востоке, и именно поэтому, по мнению мэра, политические демонстрации, направленные против традиционных ценностей, которые еврейский народ хранил в течение двух тысяч лет изгнания, абсолютно недопустимы.

После долгожданного расставания с членами родительского комитета религиозной школы для девочек мэр спустил вопрос с презервативом по инстанциям. Начальнику мусорщиков было предложено разобраться, незамедлительно принять самые строгие меры, после чего доложить об исполнении. Близились муниципальные выборы, и мэр очень рассчитывал на религиозных избирателей. Весь город был завешен плакатами с его простым еврейским лицом. Еврейского лица такой степени простоты в живой природе вообще не встречается, но мэру портреты нравились.

— Рабинович, когда ты переворачиваешь мусорный бак в машину, ветер метёт мусор на голову. Видимо, тогда тебе и попал на голову презерватив, с которым ты уже ходишь четвёртый день, — руководитель службы муниципалитета по уборке мусора, старался объяснить ситуацию, не обидев меня.

— А этот дурацкий случай с мошонкой? Мэр сказал, что это могли бы раздуть до такой степени, что он бы имел судебную перспективу.

Я вспомнил, что недавно два рабочих-араба, в знак протеста против сионисткой экспансии, забросили во двор религиозной школы для девочек половые органы верблюда, надув их предварительно автомобильным насосом. Мне пришлось самому тащить этот натюрморт к мусорному баку.

— Да это вообще была не моя мошонка, я её сам же и убрал, — возразил я.

— Оставь. Это была мошонка принцессы Дианы — этот случай мы уже проехали, — напирал мой начальник. — Я понимаю, от тебя ушла жена, и тебе нужно встряхнуться. У меня к тебе серьёзный разговор.

— Судя по морщинам, не принцессы Дианы, а монахини Терезы, — вяло возразил я, но с интересом выслушал предложение руководства.

— Завтра я на пол дня еду в… за… э… — начальник замялся. — Короче. Помойся, с вечера чеснок не ешь. Зубы почисть. Магазины ещё открыты, купи зубную щетку и пасту, возьми с собой 150 шекелей, мы идем в публичный дом.

— Зачем? — задал ненужный вопрос я.

— Там из окон открывается чудный вид на море, — закончил беспредельную беседу глава мусорщиков, — если твоя половая партнерша упирается руками в подоконник.

Над кассой очага сексуального отдуха висел грозный плакат «А ты надел свой презерватив?!» на английском «And you put on the condom?!», французском «Mays toy le lot le preservative?!» арабском, русском языках и, естественно, на иврите.

— Учреждение имеет международное признание, — с удовлетворением отметил я про себя. Над рабочими комнатами надписи были менее строгими. В отделе группового секса, который мы гордо отвергли из-за дороговизны, было начертано «Как хороши, как свежи были Розы». Короче говоря, в публичном доме я большого удовольствия не получил, но ощутил себя мужчиной. В дальнейшем презервативы на голове я больше не носил, зубы чистить продолжил, чеснок есть прекратил, ушел с головой в политическую борьбу и на ближайших выборах был избран по партийному списку прогрессивно-религиозной партии в горсовет. Победу мне принесли женские голоса.

После выборов соратники по партии уговорили меня отказаться от своего места в горсовете в пользу следующего за мной по списку, может быть, не столь любимого народом, но отдающего весь пыл своей души делу прогрессивно-религиозного воспитания трудящихся, заслуженного ветерана партии. Мне предложили довольно крупную сумму денег наличными и хорошую работу по профессии. В случае моего несогласия отказаться от своего места в горсовете, к глубокому огорчению моих партийных соратнокиов, неизбежно были бы преданы огласке подробности его гнусных, развратных действий в отношении учениц школы «Путь к Сиону».

Я согласился на закулисную сделку. Ему долго жали руку и хлопали по спине. Называли единомышленником и товарищем по борьбе. Половину обещанных денег всё-таки отдали. В качестве хорошей работы по профессии первоначально почему-то предполагалась должность тренера по борьбе команды медиков. Я прибыл по указанному адресу и своими расспросами до смерти напугал больных онкологического отделения. Спортзала по этому адресу никогда не было. Религиозные сторонники прогресса удивились тому, что я их неправильно понял, и что имелась в виду должность помощника медбрата в психбольнице. Тем более что это работа по профессии, и без борцовских навыков там никак.

На эту работу меня действительно взяли. Вдобавок нежданно прилетела жена с детьми. Я уже начал привыкать жить один, но детям был очень рад, да и жена выглядела похорошевшей. Люда рассказывала, что очень за мной скучала и по многу раз перечитывала его письма.

Особенно её потрясли два письма. Первое, в котором я описывал поездку на экскурсию, где на страусиной ферме страус клюнул его в руку, в домике скорпионов скорпион ужалил его в ногу, и, растерзанного дикими зверями, меня отвезли в медпункт, где солдатка-эфиопка делала ему уколы.

— Вот где экзотика, — подумала тогда Люда. — Страусы, эфиопки, скорпионы. А у меня здесь тоска, грязь, дождь третий день идет.

Но последней каплей, подтолкнувшей Людмилу к отъезду в Израиль, было драматическое описание покупки по дешёвке сорока килограммов фруктов.

Я долго вспоминал этот эпизод с содроганием. Воспитанный на быте и нравах средней полосы России, я не знал, что у евреев выходной день начинался в пятницу вечером и, соответственно, вечером прекращают ходить автобусы. Соседка сказала мне, что в пятницу после обеда фрукты на базаре всегда дешевеют. Это была истинная правда: то, что не продано в пятницу, сгнивает и выбрасывается в субботу. Я приехал на базар под вечер с огромным рюкзаком и плотно набил его дарами израильских полей и огородов. Все было очень дешево, но когда я очнулся, оказалось, что последний автобус уже ушёл, а на такси денег нет. Пришлось идти пешком. Я плутал по городу часа четыре с тяжелейшим рюкзаком, в пути съев килограммов десять грязных персиков, груш и винограда. К счастью, понос открылся ближе к полуночи, когда я был уже дома.

— Если он на свою зарплату уборщика позволяет себе рюкзак фруктов купить, то какого чёрта я здесь сижу? — справедливо рассудила Людмила Ивановна, прекратила преподавать физкультуру в средней школе и отбыла на постоянное место жительства в государство Израиль.