Валентина Мальцева - КГБ в смокинге. Книга 2

— Держи.

— Но это же доллары!

— Извини, я не успел обменять их на кроны!.. — Мишин начал терять терпение.

— Погоди, они же не возьмут долларами.

— Еще как возьмут! — буркнул Мишин. — Возьмут и даже попросят добавить. Все! Иди наконец!..

Не оглядываясь, я пошла вперед, не без труда прокладывая себе дорогу среди праздношатающихся туристов в дубленках, в дурацких шляпах с перьями и каких-то накидках вроде мексиканских пончо. Люди вокруг излучали такую неподдельную беззаботность, что внутри у меня чуть не разлилась желчь самой отчаянной, самой черной на свете зависти. Господи, как много бы я отдала тогда, чтобы быть такой, как они! Никого не бояться, ни от кого не прятаться, а гулять вот так, попросту, вертя головой по сторонам, улыбаясь незнакомым людям с фотоаппаратами на шее и, восторженно ахая, любоваться затейливой средневековой архитектурой… И только когда я приблизилась к стилизованным под старину деревянным дверям ресторана с ярко начищенными ручками, над которыми свисал на железной цепи старинный крендель из красноватой меди, я вдруг с ужасом и стыдом поняла, что есть на свете чувство, в определенные моменты куда более важное, чем ощущение свободы, чем гарантии безопасности, чем даже любовь и радость материнства. Это чувство звериного голода, которое пробуждают в нас манящие пряные запахи вовсю раскочегаренной кухни хорошего европейского ресторана, где против длинного перечня блюд нерадивый завпроизводством не ставит «птичек», свидетельствующих об их хроническом отсутствии, где понятия не имеют о «порционных блюдах» и котлетах с сечкой, а официантов больше, чем стульев. Короче, я вдруг вспомнила, что почти четырнадцать часов маковой росинки не держала во рту, и от предвкушения горячей и вкусной пищи у меня аж коленки затряслись. К черту все! К черту затравленность, страхи, неопределенность! У меня есть как минимум полчаса, есть деньги и волчий аппетит. Спасибо тебе, Витяня! Ты дал мне первое приличное задание за весь период моей тайной связи с КГБ СССР! Воистину, если уж прятаться — то не в могиле или в вонючей кабине грузовика, а в солидном пражском ресторане, получая в качестве возмещения за бесконечный страх хоть какое-то гастрономическое удовольствие.

«Бери ложку, бери хлеб, а добавочного нет!» — я тихонько пропела себе под нос любимый мотив трудного пионерского детства и толкнула дверь ресторана…

9 января 1978 года

Часы пробили одиннадцать вечера.

Полковник Евгений Терентьев в мешковатом сером костюме и неровно повязанном галстуке, прилетевший в Прагу вскоре после совещания у Воронцова, сидел в торце длинного стола. Подполковник Густав Кржец, заместитель председателя Управления чешской контрразведки и хозяин этого вместительного кабинета, который он любезно предоставил в распоряжение высокопоставленного советского коллеги, устроился по правую руку от Терентьева. По левую, словно прилипнув к стулу, сидел осунувшийся Щерба с лихорадочно блестевшими глазами. Десять минут назад майор получил от Воронцова по телефону жестокую выволочку — первую, в сущности, в своей служебной карьере. Понимая, что он не просто не справился с поставленной задачей, а завалил и, как выяснялось постепенно, не единожды, а трижды архиважную операцию управления, майор беспрестанно прокручивал в голове самые фантастические варианты, с помощью которых он мог бы хоть как-то отыграть потерянные очки. Причем немедленно, здесь же, не сходя с места, до бесславного возвращения домой. В КГБ существовал неписаный закон: первая неудача — она же последняя. Несправившегося, правда, не изгоняли, но о продвижении по службе можно было забыть. Воронцов к тому же дал Щербе ясно понять, что схваченный в лесу «голландец» элементарно провел майора, сам подставился, чтобы отвлечь на себя преследователей. Досталось майору и за упущенный вертолет, словно в воду канувший после пересечения польско-чешской границы, и — совсем уж без вины — за последнюю выходку Мишина, едва не протаранившего на «мерседесе» с дипломатическими номерными знаками машину группы слежения и снова ускользнувшего в неизвестность. Бравым чешским полицейским хотелось отличиться в поимке беглецов самим, и это едва не стоило жизни новым центурионам. Окончательно же испортило настроение Щербы то, что Терентьев, его непосредственный начальник, всегда относившийся к нему с явной симпатией, на сей раз разговаривал с ним подчеркнуто холодно, словно нехотя. Наскоро выслушав оправдания Щербы по поводу провала лесной облавы, полковник хмыкнул и язвительно проскрипел:

— Если вам, майор, чтобы взять одну женщину, каждый раз нужны будут две дивизии, может быть, стоит подумать о переводе в общевойсковые соединения.

Щерба так и не понял: то ли это грубая шутка, то ли — прямая угроза.

Занятый своими невеселыми мыслями, он как бы краем уха воспринимал наставления, которыми Терентьев начинял руководителей отделов чешской контрразведки:

— Прошу учесть, товарищи, что речь идет об операции, исход которой, вполне вероятно, может отразиться на обороноспособности войск Варшавского договора. И потому хочу спросить об одном: можете ли выдать мне твердую гарантию, что Прага блокирована надежно, и что люди, которых мы разыскиваем, не сумеют просочиться за городскую черту?

Начальники отделов, не сговариваясь, посмотрели на Кржеца. Подполковник сдержанно улыбнулся в густые русые усы и повернулся к Терентьеву:

— Пан полковник, вам хорошо известно, какие силы мы задействовали для выполнения задачи, — Кржец говорил по-русски с сильным акцентом, постоянно делая ударения на первые слоги, но совершенно чисто и без ошибок. — Думаю, шансы проскочить такие заслоны — минимальны. Но вы же знаете не хуже меня: в оперативной работе необходимо считаться со степенью невероятности. Все возможно, пан полковник. Могу лишь заверить, что все службы максимально отмобилизованы.

— И на том спасибо! — не скрывая раздражения, сказал Терентьев. — Теперь об оперативных мероприятиях внутри города. Слушаю…

Кржец кивнул и быстро взглянул на объемистый блокнот, больше напоминавший толстую ученическую тетрадь:

— Мы бросили на эту операцию практически всю нашу внутреннюю агентурную сеть. Все частные осведомители имеют фотографии разыскиваемых. Поставлены в известность администраторы гостиниц, метрдотели и официанты ресторанов, работники аэропортов и вокзалов, билетеры кино и театров, смотрители музеев… Создан оперативный штаб, с которым имеют постоянную радиосвязь подвижные оперативные группы. Любой случай угона машин, любой факт возврата и обмена железнодорожных или авиабилетов фиксируется мгновенно. Короче, пан полковник, если объекты высунутся наружу, то — могу это утверждать с высокой степенью надежности — они будут обнаружены…