Ричард Бротиган - Грезы о Вавилоне. Частно–сыскной роман 1942 года

Я положил револьвер в тот карман куртки, где револьвера еще не было.

— Большое спасибо тебе, Колченог, — сказал я. — Ты настоящий верный друг.

— А ты — тотальный задрыга, — сказал Колченог. — Я хочу снова увидеть этот револьвер завтра утром.

— Спасибо, — повторил я, ощущая себя настоящим частным детективом с заряженным револьвером в кармане. Удача явно поворачивалась ко мне. Я сделал шаг наверх.

Колченог проводил меня к выходу. Двигался он быстро и для человека с деревянной ногой — изящно. Я про это уже говорил? По-моему, нет. А зря. Интересно же: о мертвых людях заботится колченогий.

И тут я вспомнил, что хотел у него спросить.

— Слушай, Колченог, — сказал я. — Ты видел блондинку, которая вышла отсюда некоторое время назад? Короткая стрижка, меховая шубка, сама такая симпатичная?

— Ну да, — ответил он. — Она тут навещала одного моего клиента: красотку, на которой потренировались, потому что кому-то не терпелось вскрыть утреннюю почту.

— Что? — спросил я.

— Ножиком для вскрытия писем.

— Ты сказал — «ножик для вскрытия писем»? — спросил я.

— Ну да, девушку, убитую ножиком для вскрытия писем. Блондинка на нее посмотрела. Сказала, что это может быть ее сестра. Прочла в газете, но оказалось, что девушка не та.

— Смешно, — сказал я. — Выходя отсюда, она плакала.

— Про это я ничего не знаю, но, уходя от меня, она не плакала. Очень бесстрастная была. Как рыба холодная, — сказал Колченог.

Ножик для вскрытия писем!

И тут я вспомнил.

Сержант Каток играл ножиком для вскрытия писем, который убил девушку, над которой Колченог только что пускал слюни. Я знал, что, едва он упомянул про этот ножик, в голове у меня блямкнул какой-то колокольчик, — и вот, пожалуйте. Ножик для вскрытия писем — орудие убийства.

«Слишком большая куча любительских совпадений без всякой разумной причины — подумал я, — но ко мне они не имеют никакого отношения».

— До свидания, — сказал я.

— Не забудь принести утром револьвер, — сказал Колченог, колченожа обратно в морг.

Уpa, у меня есть заряженный револьвер! Через несколько часов я смогу встретиться с клиентом, и поступь моя будет тверда. Интересно, чего такого он от меня хочет, для чего требуется револьвер? Ой, ладно, беднякам выбирать не приходится. Деньги мне нужнее.

Я собирался попросить пятьдесят долларов на накладные расходы. Это бы сильно изменило мои обстоятельства. Несколькими баксами я бы скинул со спины эту обузу — квартирную хозяйку. Наверняка история про нефть в Род-Айленде, которую я ей впарил, долго не протянет. Я прикинул, что к тому времени, как я вернусь домой, хозяйка уже будет завывать, как банши.

Я еще мог поубивать некоторое время, поэтому дошел до Портсмут-сквера и сел на лавочку возле памятника, посвященного Роберту Луису Стивенсону.

По парку бродили множество китайцев — туда и сюда. Я немного за ними понаблюдал. Занимательный народ. Весьма энергичный. Интересно, им кто-нибудь сказал, что они очень похожи на японцев, а сейчас — не самое удачное время походить на японцев.

Ко мне это больше касательства не имело: моя война уже закончилась. Так я думал, сидя тут, на садовой скамейке в Сан-Франциско, а мир проплывал мимо. В кармане у меня лежал заряженный револьвер, и клиент был готов платить мне за услуги.

Мир — не такое уж паршивое место, поэтому я начал думать о Вавилоне. Почему бы и нет? Еще пару часов мне совершенно нечего делать. Не повредит. Только в грезах о Вавилоне нужно быть очень осторожным. Я ему не позволю меня пробить. Останусь сверху. Вот что я сделаю.

Я покажу Вавилону, кто тут главный.

Наверное, следует рассказать вам о том, как я вообще связался с Вавилоном. Я закончил среднюю школу и начал искать, что бы мне сделать со своей жизнью.

В средней школе я был довольно приличным бейсболистом. Два года подряд мне давали призы, а в старшем классе я выбивал 0,320 очков, включая четыре хоум-рана, поэтому я решил попытать силы в профессиональном бейсболе.

Однажды днем я пришел пробоваться в полупрофессиональную команду и прикинул, что это и станет началом карьеры, которая приведет меня к «Нью-йоркским янки». Я был первым филде-ром, поэтому «Янки» сначала придется избавиться от Лу Герига [7] Генри Луис «Лу» Гериг (1903–1941) — американский бейсболист. который у них тогда играл на первой базе, но я рассчитывал, что победит сильнейший и это, разумеется, буду я.

Когда я прибыл на стадион пробоваться в команду, тренер первым делом сказал мне:

— Ты не похож на первого филдера.

— Внешность обманчива. Посмотрите, как я играю. Я лучше всех.

Тренер покачал головой.

— По-моему, я ни разу не видел таких бейсболистов. Ты уверен, что играл на первой базе?

— Дайте мне в руку биту, и я вам покажу, кто я.

— Ладно, — сказал тренер. — Но лучше, если ты не будешь зря тратить мое время. Мы на втором месте, и до первого нам — всего одна игра.

Я не понял, как это соотносится со мной, но сделал вид, что оценил важность такого достижения.

— Когда я возьму на себя первую базу, вы на пять игр обеспечите себе первое место, — подначил я этого сукина сына.

Вокруг нас стояли около полудюжины недоумочного вида бейсболистов — перебрасывались мячом и трепались.

Тренер махнул одному.

— Эй, Сэм! — заорал он. — Иди-ка сюда, покидай мячиков в этого парня. Он думает, что он — Лу Гериг.

— А вы откуда знаете? — спросил я.

— Если ты тратишь мое время, я лично вышвырну твою задницу с этого поля, — ответил тренер.

Я уже понял, что мы с ним никогда не станем друзьями, но я этому мерзавцу покажу. Очень скоро он подавится собственными словами.

Я взял биту и направился к «дому». Чувствовал я себя очень уверенно.

Питчер Сэм занял место в кругу. Как питчер он не производил никакого впечатления. Лет двадцати пяти и щупленького телосложения, неловко болтавшегося на шестифутовом каркасе. Не думаю, что он весил больше ста тридцати фунтов даже насквозь мокрым и с кегельным шаром в охапке.

— А получше у вас никого нет? — крикнул я тренеру.

— Сэм! — заорал тренер. — Засвети пареньку, чтоб задымилось!

Сэм улыбнулся.

В кино сниматься ему не грозит. Пара передних зубов у него торчала так, что он напоминал двоюродного брата моржа.

На пробу я несколько раз замахнулся. Затем Сэм очень медленно свернулся в пружину. На это ему потребовалось неимоверно долгое время. Как будто змея разматывалась. Улыбка не сходила с его лица.

Это последнее, что я помнил перед тем, как оказаться в Вавилоне.

В Вавилоне было поистине прекрасно. Я отправился гулять вдоль реки Евфрат. Со мною была девушка. Очень красивая, в такой мантии, сквозь которую видно тело. И в изумрудном ожерелье.