Лоуренс Блок - Вор в роли Богарта

— Горах, — поправила меня Илона.

— Но у Влада с Лилианой был сын. L’aiglon, [27] Орленок (фр.). как сказали бы французы. Кронпринц, наследник трона.

— Жеребенок, — вставил Уикс. — Самого старика мы называли Жеребцом, между собой, конечно. У него были такие длинные лошадиные зубы, и ведь потом, к концу дней своих, он удалился в стойло, на покой. А потому сына его прозвали Жеребенком.

— Звали его Тодор. Тодор Владов, именно так принято в Анатрурии. Сперва имя, потом отчество. Отца звали Влад, а потому фамилия у сына получилась Владов. Ну вот как в твоем случае тоже. — Я обернулся к Илоне. — Илона Маркова. А это значит, что отца ее должны были звать Марко.

— Не понял, — перебил меня Тиглат Расмолиан. — Почему вы сказали, что его должны были звать Марко? Что же помешало ему быть Марко? И как его звали на самом деле?

— Но его и зовут Марко! — возмутилась Илона. — Марко Стоичков. И он никогда не менял имени. Он никогда не пошел бы на такое.

Итак, с этим мы разобрались, хотя как это удалось, сам до сих пор не пойму.

— Тодор Владов был еще ребенком, когда отец его принял корону Анатрурии. Ему было за тридцать, когда независимостью Анатрурии вплотную занялись люди из шоу «Боб и Чарли».

— Время, сэр, — многозначительно заметил Царнов. — Оно никого не щадит, и колокол звонит по всем по нам…

— Что он хочет этим сказать? — насторожился Расмолиан. — Чего это он там плетет, специально чтоб никто ничего не понимал, а?

— Если бы твое умственное развитие не остановилось на той же ранней стадии, что и физическое, — ядовито заметил толстяк, — тогда, возможно, ты бы понял смысл этого достаточно простого высказывания.

— Обжора! — огрызнулся Расмолиан. — Жирная черкесская свинья!

— Грязная подстилка, единственное оправдание турецкого геноцида!

— На какой подстилке лежала твоя мамаша, когда зачинала тебя с верблюдом?

— А твоя в вонючей луже с хряком валялась, когда ее муженек снес эту подстилку на базар…

Они обменялись еще несколькими любезностями, смысл которых остался для меня тайной. Похоже, каждый из них говорил на каком-то своем языке, и я вовсе не уверен, что один понимал другого. Но суть, очевидно, была им вполне ясна, потому как рука Расмолиана снова скользнула в карман плаща, а головорез Царнова вновь полез в карман своей бейсбольной куртки.

— Давайте-ка лучше на этом остановимся, — заявил Рэй, и будь я неладен, если в руке у него не возник неведомо откуда табельный полицейский револьвер, старый добрый «смит-вессон». Не уверен, что сам Рэй помнил, когда в последний раз стрелял из этого чудовища — в гневе или просто так, для тренировки; и еще мне показалось, что эта дура может запросто бабахнуть, стоит ему только нажать на спуск, но остальным это было невдомек. Тигги втянул голову в плечи и еще глубже погрузился в свой макинтош, однако руку из кармана вынул. Уилфред тоже извлек на свет божий пустую ладонь, но в остальном сохранял все то же характерное для его очаровательной физиономии отсутствующее выражение.

— Вернемся к Анатрурии, — бодро начал я. — Старый король Влад давно распрощался с мечтами о балканском королевстве, но его сын Тодор захвачен этой идеей. Ему удалось вступить в контакт с американскими агентами и, воспользовавшись их помощью, нелегально проникнуть на территорию Анатрурии, где он провел несколько встреч со своими потенциальными сторонниками… Семена народного бунта были посеяны…

— Ничего бы у них не вышло! — вмешался Чарли Уикс. — Да вы вспомните только, что устроил русский Иван в Будапеште и Праге! Правда, и сам огреб за это от западной прессы. — Он вздохнул. — В том и заключалась наша цель. Мы должны были подбить анатрурийцев к мятежу, чтоб затем русские его подавили. — На губах его зазмеилась хищная улыбка, но тут он вдруг увидел, что Илона смотрит на него с ужасом. — Простите, мисс Маркова, мы просто подчинялись приказам, в том и заключалась наша работа. Заварить кашу, действовать обманом и хитростью, сталкивать людей между собой. В этом мы мало чем отличались от Вернера фон Брауна [28] Немецкий, а с конца 1940-х годов — американский ракетостроитель, изобретатель германской ракеты «Фау-2» и создатель американских баллистических ракет. с его ракетами. Его задачей было заставить их оторваться от земли, а уж куда они приземлятся, это решало другое ведомство. Кстати, знаете, как он озаглавил свою автобиографию? «Моя цель — звезды». — Он усмехнулся. — Может, и так, Вернер, но только мишенью почему-то стал Лондон.

— Анатрурийскому восстанию так и не суждено было оторваться от земли, — продолжил я. — Обнаружилось предательство…

— Работа Вудчака, — заметил Уикс. — По крайней мере, так мы всегда считали.

— Американцы разбежались, — продолжил я, — и оставили страну расколотой. Правительства тех стран, в состав которых вошли анатрурийские земли, переловили всех возможных возмутителей порядка и отправили за решетку. Некоторые из них были приговорены к длительным срокам заключения, несколько человек казнены. Ходили слухи, что и Тодор Владов тоже получил пулю в затылок тайно и был захоронен в какой-то безымянной могиле. Но на самом деле ему удалось бежать, перейти границу, и после этого он уже никогда не возвращался в Анатрурию.

Рэй поинтересовался, сколько ему может быть сейчас лет.

— Было бы восемьдесят, — ответил я, — но в прошлом году он умер.

— А казна? — спросил Царнов. — Что стало с королевской казной после смерти Тодора?

— Казной?

— Ну да. С неприкосновенным запасом, — нетерпеливо подхватил Расмолиан. — С анатрурийской королевской казной.

— Сподвижники старого Влада успели прибрать к рукам немало ценностей еще до того, как начался развал Австро-Венгерской и Оттоманской империй, — объяснил Царнов. — И разочаровавшись в Версальском пакте, они упаковали чемоданы и поспешили в Цюрих, где основали швейцарскую корпорацию и вложили в нее свои средства. Вся ликвидность корпорации была помещена на номерной депозитный счет, сохраняющий анонимность вкладчика, все остальное — в сейф.

— И большая часть этих средств лежала без всякой пользы, — глухо заметил Расмолиан из глубины своего плаща. — Царские облигации, закладные на разного рода имущество, экспроприированное диктаторами правого и левого толка. Акционерные капиталы, вложенные в мертвые корпорации…

— Ассириец прав, сэр, — кивнул Царнов. — Большая часть этих средств действительно лежала без движения, а потому особой ценности не представляла. Но это вовсе не означает, что она вообще ничего не стоила. Напротив, она вполне могла оказаться практически бесценной. Действительные обязательства, акции преуспевающих компаний. И в то время как облигации и валюты павших режимов представляли собой ценность лишь для коллекционеров, права на финансовую собственность, а также на недвижимость, захваченную коммунистами, заслуживают более пристального внимания, особенно теперь, когда коммунистические режимы ушли в небытие.