Павел Ганжа - Холодное блюдо

Измочаленный, смятый носовой платок к хозяину не вернулся, а вылетел в приоткрывшееся окно, скомканным метеоритом перепрыгнул через бетонные перила моста и нырнул в величавые речные воды. Естественно, как тряпичный комок нырнул в воду, Велик не видел – мешали перила и скорость, но куда ему деваться, когда вокруг на сотни метров только река.

Вечером отмоется нормально, примет душ или в сауне душу и тело понежит, а пока…не время. Из кармана бригадирских брюк роботом-бабочкой выпорхнула блестящая пластина сотового телефона.

– Алик? Все хоккей, можете сваливать. Не наследили?… Что? Плохо слышно… Что-о?!- начав разговор спокойно, даже умиротворенно, Величев внезапно сорвался на крик.- Козлы! И ты причем! Я кого старшим поставил?! Тебя? Вот вместе и ответите. Я вас, уроды…не знаю просто, что сделаю! Короче, вы где?… Где?! А лучше ничего не придумали? Надо было сразу в серый дом везти! Номер квартиры напомни! Все, завали пасть, через двадцать минут буду, жди!

"Раскладушка" телефона громко захлопнулась.

– Колян, поворачивай направо, на адрес нашего жмура проскочим ненадолго…

– Это куда?

– Недалеко, в центре…

– А в больницу? – прохрипел сзади Митяй.

– Потерпи, брат. На пять сек заскочим и сразу тобой займемся.

– А что там случилось? – поинтересовался Химик.

– С телкой, типа, проблемы, опять Кривой…накосячил… Каламбур, твою мать.

Сознание вернулось толчком, словно на голову опрокинули ведро с холодной водой. Волна темной пустоты схлынула, оставив после себя полумрак и красные круги перед глазами. Артем хлопнул веками, полумрак не рассеялся, красные круги не исчезли. Сквозь них проглядывали какие-то серые стебли, часть из которых норовила залезть в ноздри. Несмотря на то, что затылок разламывался от боли, мысли были довольно ясными, только ленивыми, тяжелыми, медленными. Стрельцов понял, что лежит на боку, лицом в траве. Последнее, что он запомнил: борьба на заднем сиденье, укус за руку здоровяка в бейсболке и взорвавшийся затылок.

Наверное, приложили чем-то тяжелым, гады. Помимо затылка боль поселилась в груди. Острая, резкая – по ребрам стадо слонов пробежалось, не меньше. Прыгали они на нем что ли?

Отстраненно, словно думая о чужом человеке, Артем удивился, что еще жив (ощущения не оставляли иных толкований – вряд ли в посмертии, если таковое и существует, боль будет иметь четко выраженную локализацию). По всем раскладам бандиты должны были избавиться от лишнего свидетеля, чтобы ими не задумывалось относительно парня в кафе "Венеция". Иначе, зачем его привозить на безлюдный остров.

Ан нет, жив…вроде. Не добили? Артем напрягся, приподнял голову, а затем, оттолкнувшись от земли, встал на четвереньки. В грудь воткнулся раскаленный железный штырь, глаза застила красная пелена, в которую разрослись круги, руки ослабли, и Стрельцов едва не рухнул обратно мордой в траву.

Больно-то как!

Пелена нехотя рассеялась, и взору открылся тот же пейзаж, которым посчастливилось любоваться ранее. Остров, нависшие над берегом кусты, руины деревянного строения. Машина, к счастью, отсутствовала. То ли пелена перед глазами исчезла не до конца, то ли просто смеркалось, но на остров опустилась полутьма, детали пейзажа выглядели размытыми, нечеткими. Видимость оставляла желать лучшего – притаись в кустах один из злоумышленников, обнаружить его Стрельцов бы не сумел. Поэтому сквозь боль и гнев, пробивалось опасение, что похитители не уехали, а если и удалились, то ненадолго и в любой момент могут вернуться. И продолжить превращение Артема в отбивную котлету. Тем более, урон он им тоже нанес. Ощутимый.

Отсюда желательно убраться…

А грудь-то отчего так разламывается? Стрельцов привстал на левое колено (сторонний наблюдатель не преминул бы отметить – в позу благородного дворянина, принимающего рыцарское посвящение) и потрогал пальцами левый бок и верхнюю часть живота. Сохранять равновесие было очень трудно, поскольку голова кружилась сорвавшейся с орбиты и тормозов планетой, багровый туман периодически укутывал сознание, а почва под ногами тряслась и подпрыгивала, будто припадочная, но Артему это удалось.

Пальцы наткнулись на теплую влажную субстанцию, а затем коснулись краев резаной раны. Опустил глаза и увидел два кровоточащих узких отверстия на теле: одно под правым соском, а второе на три пальца ниже. И без того чудовищная слабость трансформировалась во всеобъемлющую. Ноги подогнулись. Как Стрельцов удержался в вертикальном состоянии, он сам не понял. На одной силе воли.

Порезали, подонки! Все пузо в крови. То-то у него багровый прилив в зрачках, и конечности ватные, словно у мягкой игрушки, не слушаются. И холодно! Настолько, что кажется: внутри скоро сосульки вырастут, а ресницы покроются серебристой краской инея. А ведь не ноябрь на дворе, а середина июня. Может его морозит оттого, что торс ничем не прикрыт. Только сейчас Артем уразумел, что он по пояс голый, кровь струится по коже, а не впитывается в ткань рубашки. Поскольку рубашки на нем нет.

Кто-то его раздел. Бандиты? Но зачем? Одежду жертв коллекционируют что ли?… Фетишисты проклятые! А рубашка бы пригодилась. И для обогрева, и в качестве перевязочного средства. Очень много из него вытекло. Дырки в груди и животе пугают, но есть надежда, что жизненно важные органы не задеты, в противном случае душа уже бы осваивала незримые просторы обещанного проповедниками иномирья или как минимум находилась на полпути к блистающим чертогам (как вариант – адовым котлам). И дикая боль – существенный аргумент в пользу этого робкого предположения. Артем где-то читал, что мертвые и смертельно раненые боли почти не чувствуют. Никто не поручится, что прочитанное – правда, но обнадеживает… изрядно. Опасность же фатальной кровопотери реальна, как никогда, пальцы мокрые, словно Стрельцов вытащил руку из-под раструба открытого на полную катушку водопроводного крана, а не отнял от раны.

Если отверстия не зажать, то… о подобном исходе, вообще, не стоит вспоминать. Еще накаркаешь…А вот соответствующие нехитрые меры принять не помешает. Борясь с приливами багрового тумана, Артем сунул окровавленную пятерню в карман джинсов – вдруг там завалялся нужный предмет, например носовой платок или, еще лучше, бинт. Несмотря на то, что названных вещей в кармане не могло оказаться в принципе; носовыми платками Стрельцов с младых ногтей откровенно пренебрегал, и лишь изредка Настя подбрасывала их в пиджаки, плащ и пальто, агитируя супруга заботиться об имидже и соблюдать хотя бы видимость приличий. Надеяться отыскать в джинсах носовой платок именно сейчас, было бы верхом идеализма. И еще более абсурдным казалось желание найти в карманах столь неординарное содержимое, как медикаменты и бинты. Однако некое пятое или десятое чувство подсказывало Стрельцову, что он терпит боль и роется в карманах не напрасно.