Иоанна Хмелевская - Смерть беспозвоночным

Навязчивая мысль о санатории не оставляла меня, и я хотя бы для того, чтобы избавиться от нее, решила съездить на улицу Чечота.

Перед поездкой я подумала, что не мешало бы мне приехать с каким‑нибудь подарком для пани Вишневской. Только вот каким? Проще всего было бы заявиться с бутылкой, но соседка Выстшиков не походила на пьянчугу. Купить какой‑нибудь дорогой чай или кофе? Она может воспринять это как намек на необходимость устроить мне угощение, и устроит! Пирожные? Коробку шоколадных конфет? Цветы! И даже можно цветок в горшочке. Но я ведь будто бы иду не к ней, а к Выстшикам, которые, надеюсь, еще не вернулись. И что, явлюсь с цветочком к этому рычащему чудищу? Так ничего и не придумав, решила ехать без подарка.

Мне повезло. Выстшики еще не вернулись, а пани Вишневская оказалась на посту. Меня она сразу узнала, хотя я на всякий случай оделась так же, как и прошлый раз. Меня практически втянули в квартиру!

— Ну и как нашла пани Эву? — первым делом спросила любопытная соседка, поразив меня отличной памятью. — А их еще нет, того и гляди вернутся, уезжали будто бы ненадолго, недели на две, на три. И опять начнется. Так пани нашла ее?

Что ответить? Раздумывать некогда, а если скажу правду и дойдет до папаши, Эве и в самом деле придется смываться в Новую Зеландию.

— А вы им не скажете?

Пани Вишневская даже побагровела от возмущения.

— Да вы что! Он‑то наверняка хотел бы знать, еще как! Да помереть мне на месте, если я ему такую радость доставлю! И ей тоже ни словечка не промолвлю, она ему непременно все выболтает, не сдержится. Вот те крест!

И я решилась считать ее союзником.

— Да, я ее нашла, но это длинная история, по цепочке от человека к человеку добралась до нее. Она сама позвонила потом моей подруге — помните, я вроде бы вам о ней рассказывала. Так вот, Эва уехала из Польши, по Европе мотается, сейчас временно во Франции сидит и, кажется, собирается в Италию.

— А на какие шиши она так мотается? — хотела знать подозрительная соседка. — Кто за нее платит? Ведь дороговизна, поди, жуткая.

— Не такая уж и жуткая, и платит она сама. Есть дешевые гостиницы, и питание не столь уж дорогое, гроши стоит.

— Как же! Гроши не гроши, да на улице не валяются.

— Какие‑то деньги у нее есть.

— Держи карман шире! Разве что какой хахаль раскошелится или те опекуны, что ее за уши тянули, еще и теперь ей кой–чего подкинут. А сама по себе она ведь ничего собой не представляет, где ей. Телевидение ее выпихнуло на первый план, большой шум вокруг нее подняли, крутятся всякие там богатенькие: фигуры политические, важные особы. Она им хоть что покажет, а они уже из этого целое состояние сварганят, ей же от него одни крошки достаются, те всё себе огребают, хотя слышала я: раз она воспротивилась, на своем настояла, так ей поболе подкинули — может, и осталось у нее кое‑что. Но все одно, без них она сама ничего не сделает, и к папочке придется ей воротиться, поджав хвост. Потому я немного удивляюсь, что она еще строит из себя важную персону и мотается по миру. Неужто и в самом деле выехала? И когда же? Давно?

Сумбурная болтовня разозленной бабы чуть с панталыку не сбила меня, я с трудом переваривала услышанное и еле сумела ответить на ее вопрос: уехала семь месяцев назад, — без зазрения совести прибавив один месяц.

— Опять, значит, сбежала. Всякий раз от кого‑нибудь да сбежит, но я так понимаю: если ей как следует заплатят, опять вернется. Невезучая она, да вот как только она от этого чудища ревущего сбежала, большие шишки ею занялись, потеснились и освободили местечко у кормушки.

Заставив себя успокоиться, я с деланным равнодушием поинтересовалась:

— А почему вы так решили? Откуда вам это в голову пришло?

— Ну как же! Этот ее приятель, Флорианчик коханый, которого она бросила, то и дело к ее папаше являлся и жаловался: дескать, сам ее на руках под небеса вознес, путь ее розами устлал, а она так его отблагодарила…

Уж не знаю почему, но пани Вишневская чувствовала какую‑то особую неприязнь к Эве, и он все набирал силу. Похоже, отсутствие рычащего папочки дало соседке возможность отдохнуть от его воплей и позволило ей свернуть немного в сторону от излюбленной темы. Теперь навалилась на Эву.

…А он, этот бык оглашенный, так орал и топотал, что мне известка на голову сыпалась, — и все о дочке, что набрала силу, — он просто перенести этого не мог. Из Флориана при каждом его приходе выжимал, кто же так ей помогает, кто ее прославляет, оказывает ей благодеяния, кто там за нее все делает, а ей достается только слава. И не понимает, дура набитая, что для нее лишь слава, а настоящие‑то денежки для них. Хотя — вот от пани слышу — вроде бы она ума немногого набралась, и для себя тоже кое‑что оставляет. Вы не подумайте, я ей добра желаю, и не верю, что она такая уж ни на что не способная, как орет ее папочка. Я думаю, он больше разоряется из‑за того, что она без его помощи справляется, и вообще больше наговаривал на дочку, чем там было на самом деле…

Я уже стала подумывать, не подслушивала ли любопытная баба своих соседей внизу через их замочную скважину, но она, словно подслушав мои мысли, пояснила:

— Да я бы и половины не поняла, кабы он не орал как оглашенный. Глухой бы услышал, я же, благодарение Господу, на слух не жалуюсь. Так он правду орал или нет?

Вопрос прозвучал как‑то неожиданно, что я готова была извиниться перед пани Вишневской за свои подозрения относительно ее подслушивания. Так что, опровергнуть наговоры Поренча? С удовольствием, Эве это не повредит.

— Какая там правда? Вы совершенно правы: разъярился он из‑за того, что дочь ускользала из‑под его влияния. А этот паскудный Флорек не только не помогал девушке, а, наоборот, изо всех сил мешал. Она очень способная девушка, стала талантливой писательницей, сама работает, хотя и тут вы правы — обогащаются за ее счет другие.

— Так ему и надо! — мстительно вскричала соседка. — А уж он старался, чтобы совсем придавить девку, чтобы из рук его ела и самому разбогатеть за ее счет. И злился, злился страсть! Мне как‑то удалось разобраться, когда речь шла о папочке, а когда о Поренче.

— Так это ее папочка от злости разболелся?

— Какое разболелся, здоров как бык!

— Но ведь санаторий…

— Так он туда поехал не из‑за болезни, а просто отдохнуть, развлечься, ему какой‑то знакомый устроил путевку — не в сезон, а поэтому недорогую. Может, у него какой ревматизм и завелся — подумаешь, болезнь, у кого ее нет. Вот увидите, еще станет притворяться, что хромает.

— А где находится этот санаторий?

— Откуда мне знать? Об этом я не слышала. Жена его что‑то там пыталась вякнуть, что и ей не мешало бы полечиться, да где там, когда у нее на голове такой изверг!