Донна Эндрюс - Месть кованых фламинго

— Понятно, — кивнул турист, не в силах отвести взгляд от посыпанного песком пола под операционным столом, на котором валялись жуткого вида хирургическая пила и что-то похожее на оторванную руку — так и не сумев пришить, ее, видимо, выбросили.

— Конечно, использованных пиявок сажали отдельно даже в те времена, — продолжал отец. — Если посадить сытую пиявку вместе с голодными, они сожрут ее вместе с выпитой кровью.

— Клево! — восхищался мальчишка, изо всех сил упираясь ногами в пол, чтобы помешать родителям выволочь его на улицу.

— Вот, к примеру, вытащим одну… — Отец взял небольшие щипцы.

— Как занимательно, — произнес Майкл, чуть не протыкая носом банку, из которой отец пытался выудить пиявку. — Я почему-то всегда считал, что они короткие и круглые, а они, оказывается, длинные и тонкие.

— Поедят — потолстеют, — отозвался отец, прихватывая щипцами тощего коричневого червяка и поворачиваясь, чтобы с гордостью продемонстрировать туристам своего питомца. К сожалению, при виде пиявки супруги дружно подхватили сына и вихрем вылетели на улицу. Слышно было, как протестующие вопли мальчика затихают вдали.

— Странно, — пробормотал отец. Он разочарованно посмотрел на извивающуюся в щипцах пиявку, вздохнул и пустил ее обратно. Майкл и шериф тоже расстроились.

Я попыталась представить, как приехавшие домой туристы рассказывают жуткие истории о свихнувшемся докторе из Йорктауна и его кровожадных пиявках… Ну и ладно. Лишь бы никто не настучал миссис Уотерстон. Хотя тоже ничего страшного: пиявки — уж точно не анахронизм.

Майкл присел ко мне на солому.

— Я думал, сейчас у тебя просто отбою не будет от покупателей, — сказал он, обнимая меня за талию. — Сбежала на минутку?

— У всех отбоя нет от покупателей. А у меня — полный павильон полицейских и непроданного товара. Ума не приложу, что они до сих пор там делают. У них вся ночь была для обыска.

— Бедняжка, — посочувствовал Майкл и начал массировать мне плечи. Только тогда я заметила, как сильно, несмотря на ранний час, затекли мои мышцы. До сих пор не знаю, нравится ли мне, что Майкл раньше меня самой замечает, как я себя чувствую.

— Колючки от кактуса еще саднят?

— Тсс! — прошипела я. — Только не при отце. Потом объясню.

— По-дурацки они ведут расследование, — разорялся тем временем отец. — К вам это не относится, — обернулся он к шерифу, который кивнул, показывая, что так и понял. — А вот ваш помощник не заподозрит преступника, даже если тот подойдет и выстрелит ему в голову.

— Нет, Джеймс… — начал шериф.

— Мы все это уже обсудили, — вмешался Майкл. — Как вы можете быть подозреваемым, если ваше алиби подтверждают три человека?

— А папе, может, и не нужно никакое алиби, — вступилась за отца я. — Может, он хочет побыть подозреваемым, чтобы потом, в последний момент, неожиданный свидетель спас его от виселицы.

По оживленному лицу отца было видно, что именно этого он и хочет.

— Виселицы? В Виргинии не существует казни через повешение, — заметил шериф. — Только электрический стул или смертельный укол.

— Я метафорически, — объяснила я. — Кстати, а какое у папы алиби?

— Он простоял в самом центре сада, беседуя с тремя гостями, с того момента, как вы поругались с Бенсоном, до того момента, как ты позвонила в полицию, — сказал Майкл. — У него не было никакой возможности ускользнуть с вечеринки, зарезать Бенсона и вернуться назад так, чтобы эти три свидетеля ничего не заметили.

— А что за свидетели?

— Во-первых, одна из твоих тетушек — Фиби, та, что любит наблюдать за птицами.

— Да какая из нее свидетельница? — возмутился отец. — Она, кроме своих птиц, ничего кругом не замечает. Если бы вы хотели установить алиби какой-нибудь совы…

— Твой дядя Стэнли, судья, — продолжал Майкл.

— Старина Стэнли сильно сдал, — заметил отец. — Память у него уже не та…

— Да, пап, он ведь всего-навсего на пару лет младше тебя, верно? — припомнила я.

— И ваш покорный слуга, — закончил Майкл.

Папа вздохнул. Будучи самым горячим поклонником Майкла, он просто не мог сказать про него ничего плохого. Правда, я почувствовала, что в этот раз Майкл отца разочаровал, испортив ему все веселье.

— Ты уверен, что вы стояли с ним все время? — спросила я. — Не отлучались в туалет или к бару?

— Ты ведь приносил нам напитки! — просиял отец. — Точно, я вспомнил!

— Мы стояли прямо возле бара, — разбил его надежды Майкл, бросая на меня озверелый взгляд. — Я прекрасно помню, что мы не прерывали разговор, даже пока я стоял в очереди.

— Да, но ты мог отвлечься, беседуя с барменом, — указала я.

— Настолько я не отвлекался.

— Что я вам скажу, — подытожила я. — Можно провести следственный эксперимент. Поймать тетю Фиби и дядю Стэнли, разыграть заново весь эпизод и посмотреть, было ли у папы время ускользнуть.

— Отлично! — расцвел отец. — Уверен, когда мы пройдем все заново, вы сами убедитесь, какое хрупкое у меня алиби.

— Посмотрим, — согласился Майкл. Он по-прежнему был убежден в железобетонности отцовского алиби, однако поддался на слово «разыграть», от которого попахивало его любимым актерством.

— Извините, что не в тему, но у меня вопрос, — заявила я, оборачиваясь к шерифу.

— Я не могу разглашать информацию о ходе расследования! — нервно заявил тот.

— Это не имеет отношения к расследованию. Во всяком случае, я надеюсь, что не имеет. Что накопал против вас Уисли Хатчер? Почему он так уверен, что способен повлиять на результат выборов, если опубликует свою информацию?

Шериф подскочил.

— Это… это личное, — пробормотал он в конце концов.

— Я так и думала. Представить не могу, что он нашел изъяны в вашей работе.

— Спасибо, Мэг, — сказал шериф, пожимая мне руку. — Спасибо за высокое доверие.

Я решила не портить произведенного эффекта и не пояснила, что сомневалась в версии, связанной с должностными нарушениями, просто потому, что всему округу было известно — шериф использует любую возможность уклониться от своих обязанностей.

— Итак, личное… Что же? Мы были бы рады помочь вам, но нам надо знать, в чем, собственно, дело.

— У этого молодого человека есть доказательства моего случайного… прокола. Ничего нелегального или аморального. Просто глупая ошибка, однако если люди узнают об этом перед выборами… Он пытался шантажировать меня, требуя предоставить ему материалы для статьи.

— А что он хотел знать?

— Да ничего конкретного. «Что-нибудь погорячее» — так он выражался. Я клялся, что не знаю ничего «погорячее», а если бы и знал — не сказал бы. Теперь он, конечно, пытает меня по поводу убийства. Вот почему я держусь подальше от расследования: я ничего не смогу ему рассказать, если и сам знать не буду.