Анна Ольховская - Ухожу в монастырь!

Вот теперь вода была бы кстати, о чем быстрее остальных сообразили наши мужчины: Винсент и Лешка почти одновременно протянули нам пластиковые стаканчики с живительной влагой.

Напившись, продышавшись и проморгавшись от слез, мы увидели, что за время бенефиса нашего трио остальные члены армии спасения зря времени не теряли. На дороге остался всего один «тигр», а шестеро спецназовцев в белых маскировочных комбинезонах поверх камуфляжа заканчивали шнуровать лыжные ботинки.

Стоп! Минуточку! Шестеро?! Но ведь двое из них ранены, и отсутствие одного «тигра» означает, что раненых уже увезли, причем вряд ли за рулем был один из них. А это значит, что как минимум трое из команды Сергея выбыли.

Но их по-прежнему шесть! И… где Славка, Винс, Хали? Возле нас только Лешка, заботливо вытирающий сейчас лицо дочери своим носовым платком.

– Вика! – встревоженно вскрикнула Саша. – Ты где? Где моя дочь?

– Успокойся, – улыбнулся Лешка, – она в машине, греется. Мы там печку включили.

– Но почему Слава бросил ее? И… и где он вообще?

– Мам, ты чего шумишь? – обернулся к нам один из спецназовцев, оказавшийся Славкой.

А еще двое – Винсом и Хали. Они как раз надели лыжи и проскальзывали ими на месте, проверяя прочность креплений.

– Эй-эй, – нахмурилась Сашка, – а куда это вы собрались?

– Каю на выручку, куда же еще, – проворчал Слава.

– А мы? Как же мы? Нам тоже надо туда!

– Зачем?

– Что значит – зачем?! Там мой внук!

– Ну да, мы в курсе. Но там и опасно – это раз. Помощи от Ники все равно сейчас нет, малышке надо отдохнуть – это два…

– Сам ты малышка, – буркнула Ника, шмыгнув носом.

– Сеструха моя сейчас вообще не ходок, – деловито продолжил Слава, – это три…

– Ну пусть с девочками останутся Анетка и Алексей, а я… – загорячилась Саша.

– Мам, ты не дослушала самый главный счет, который четыре.

– Какой еще четыре!

– Шесть.

– Ты издеваешься, да?!

– Мам, да лыж у нас всего шесть пар, по числу бойцов спецназа!

– Тогда ты оставайся, а я пойду!

– Мама, ты сейчас это серьезно сказала? – усмехнулся Славка.

– Абсолютно! Не забывай, что я могу СЛЫШАТЬ, да и тренировки все эти годы не бросала, так что неизвестно еще, кто сильнее!

– Вот именно потому, что ты можешь СЛЫШАТЬ, тебе и надо остаться рядом с Никой. Чтобы МАЛЫШКА… – Вот ведь вредина, а! Еще и голосом выделил! – …могла отдохнуть как можно дольше и раньше времени не рвалась на выручку. Пусть РЕБЕНОК релаксирует, а ты пока будешь слушать нас. Как только услышишь что-то серьезное, попытаетесь вместе с Никой нам помочь. Такой расклад тебя устроит?

– Логично, – нехотя кивнула Саша. – Кстати, Алексей, а как вы с Хали последнюю пару лыж делили – жребий кидали?

– Нет, – усмехнулся Лешка. – Я просто больше нужен здесь. Нике может снова понадобиться помощь мамы и папы.

– Взво-о-од! – зычно проорал Сергей. – Все готовы?

– Так точно!

– Тогда – по коням!

Некоторые сомнения насчет устойчивости на лыжах Хали Салима, обиженно всхлипнув, просуществовали не дольше десяти секунд. Этот сын Востока большую часть своей сознательной жизни провел в Европе, а последние десять лет – в Швейцарии, где, как я теперь поняла, немало времени уделял катанию на горных лыжах.

Как и Слава.

Так что шесть силуэтов в белых комбинезонах уходили в лес очень быстро и ловко и через три минуты исчезли в снежном покрывале леса.

Нам оставалось только ждать…

Судя по всему, накануне Снежная королева бахнула ведро мохито и пошла вразнос. Другого объяснения столь разнузданному поведению барышни с Северного полюса Кай не находил.

Ну в самом деле – мало того, что метель не стихает, так она, метель (или Снежное сиятельство?), еще и норовит слишком пропорциональное, по ее мнению, тело человека вылепить по образу и подобию своих любимых мужчин. Снеговиков.

Кай уже три раза останавливался, счищая с себя налипший снег, но через несколько минут мокрая тяжесть снова наваливалась на плечи, а на капюшоне образовывалась очередная креативная шапчонка.

Это, конечно, замедляло продвижение вперед, но главным тормозом не было.

Пальму первенства уверенно держала другая пакость беспринципной снеговласки – плотное белое покрывало толщиной не менее полуметра, скрывшее под собой ямы, корни и камни.

В общем, за час пути Кай смог преодолеть от силы треть расстояния до владения Степаныча, а вымотался так, словно пять раз сбегал туда и обратно.

Но вымотался физически, душа же его была переполнена солнечными зайчиками счастья – все это время Кай общался с сыном. Первые полчаса он пытался с помощью Помпошки убедить Степаныча собрать все самое необходимое, одеться по-дорожному самому и одеть мальчика, приготовить сухой паек, проверить лыжи – в общем, взять низкий старт.

Поначалу старик вообще не воспринимал слова Михаэля всерьез. Что за ерунда, мальчонка просто слишком мал и неправильно понял отца! Кай небось еще толком не оправился от ранения, вот и делает из мухи слона. Укрывались они больше года в лесу, и дальше будут! Кто их найдет в такую метель! А через месячишко, когда снег растает и можно будет скотину в деревне пристроить, тогда…

Стариковское упрямство Степаныча, раньше не особо досаждавшее Каю, сейчас, когда речь шла о жизни и смерти, когда сил и так мало, когда измотан трудной дорогой, проело до печени.

Пришлось прервать связь с сыном и бесцеремонно вторгнуться в сознание старика, чего раньше Кай некогда не совершал.

Он не собирался делать из Степаныча послушную марионетку, зачем? Это неправильно по отношению к их названому дедушке, пусть даже и на короткий срок, да и тратить силы на постоянный контроль не хотелось.

Так что Кай всего лишь показал Степанычу генетическую лабораторию «Аненербе». В которой в качестве подопытных используют не мышек и даже не кроликов…

Ужас старика болезненным эхом отозвался в сознании Кая, но цель была достигнута – Степаныч принялся лихорадочно собираться, шепча себе под нос весьма непедагогичные пожелания в адрес проклятых фрицев.

А Кай вернулся к сыну, с наслаждением погрузившись в радугу его эмоций.

И не замечая ничего и никого…

Например, странного дискомфорта в начале пути. Ментального дискомфорта.

Или галлюцинации?

Ему снова послышался тот детский голос, что и накануне во время нападения Брунгильды.

Встревоженный такой голос, искренне переживающий за него, Кая. Он позвал:

«Кай! Огля…»

И – тишина. Причем неприятная такая тишина, похожая на стеклянный колпак, накрывший его сверху. Даже на несколько мгновений прервалась связь с сыном.

Но потом радужный лучик снова восстановился, и Кай не стал заморачиваться над шутками своего изувеченного подсознания. Огля-погля – бред какой-то!