Наталья Александрова - Лямур, тужур и абажур

– Ребята! – сказала она. – Ребята!

Голос звучал чарующе, Маша улыбалась, а из глаз лился такой нестерпимый зеленый свет, что Силиконову на миг захотелось зажмуриться.

– Мальчики! – сказала Маша. – Какие же вы хорошие, как же я вас люблю! Силиконов, милый, дай я тебя поцелую!

Костя Силиконов стоял соляным столбом, пока Маша целовала его в щеку.

– И тебя, Звонарев, тоже, только наклонись!

И Звонарев послушно наклонился, и Маша повисла у него на шее и со смехом чмокнула в нос.

– А меня? – спросил Каплер, который единственный из всех троих сохранил относительное присутствие духа.

– А ты обойдешься! – Маша не больно щелкнула его по носу и убежала, прижимая к груди сумку.

– Ребята, – огорчился Каплер, – ну что она себе позволяет?

Ему никто не ответил.

Прошла неделя. Снова я ждала Машу в Университете искусств. Дядя Вася после того, как поработал пожарным, малость прихворнул, и я упросила Бонни побыть с ним дома. В холле было тихо, все студенты разбежались по аудиториям. Я поболталась по коридорам, прочитала все объявления на доске возле деканата. В основном там сообщалось, что все занятия педагога Зоренко Г. С. переносятся или же кто-то его замещает. Получив эту информацию, я почувствовала необъяснимое злорадство. У Геннадия Серафимовича сейчас не самый лучший период, это точно. И вроде бы лично мне он ничего плохого не сделал, но вот не нравится он мне – и все! Не доверяю я людям с таким проникновенным взглядом!

– Ну что, в кафе поговорим? – Маша неслышно подошла сзади и тронула меня за плечо.

Она очень изменилась за эту неделю, исчезли робость и затравленный взгляд, глаза теперь смотрели на собеседника прямо и открыто. Мне показалось даже, что Маша стала выше ростом, чего уж совсем не могло быть.

Мы уселись подальше от стойки, и Маша протянула мне тоненькую пачку денег.

– Вот, возьми, как договаривались.

– С чего это так много? – удивилась я. – У тебя же теперь денег нету…

– Бери, это отец хотел на день рождения подарок мне сделать, а я сказала, чтобы дал деньгами, – ответила Маша.

– Так сумку-то мы случайно нашли…

– Зато жизнь мне не случайно спасли!

– Ну, мы тебя не за деньги спасали… – Я даже обиделась слегка.

– Знаю, – Маша улыбнулась, – но раз уж договаривались… Я рада, что к Василию Макаровичу обратилась и к тебе тоже…

– Как мать? – Я застеснялась и решила сменить тему.

– Плохо. – Машины глаза потухли. – Сидит в темной комнате, в одну точку смотрит и все шепчет что-то. Я прислушалась, а она с бабушкой разговаривает, представляешь?

– Господи боже! Так надо же врачам ее показать!

– Да, вот сейчас разберусь с неотложными делами и займусь этим! Ну ладно, Василию Макаровичу привет, меня Вадик Воронко ждет!

– Ты не очень, с Вадиком-то, – ворчливым тоном начала я, – еще попадешь с ним в неприятности.

– Да ладно, он Шепелявого вовсе бросил, теперь где-то стену расписывает, я ему помогать буду! – Последние слова Маша крикнула на бегу и исчезла.

– Кофейку хоть выпей на прощанье! – посоветовала буфетчица Люба от стойки.

– Не откажусь! – кивнула я.

Серебристая «Хонда» Вадика Воронко ехала по направлению к тому месту, где не так давно Анна Сергеевна Галкина с помощью бригады таджикских гастарбайтеров возводила трехэтажный загородный дом.

– Понимаешь, – говорила Маша, – сторожа-то, Николая Прохоровича, убили, когда дом поджигали, а собаку только усыпили. Она выжила и теперь бегает по участку, никого к себе не подпускает. Очень по хозяину тоскует… Сначала рабочие ее подкармливали, а теперь они на другой объект переходят… Мне милиционер позвонил, капитан Сидоров. Надо, говорит, что-то решать, поскольку по ночам она так воет – из деревни жалуются. А летом дачники приедут, дети по садоводству бегать станут… В общем, этот Сидоров говорит: если не заберете собаку, будем усыплять.

– А ты не боишься? – Вадик поежился. – Собаченция огромная, одичала небось совсем…

– Вадичек, ну давай попробуем, жалко ее…

Вадик Воронко уже перестал задавать себе вопрос, отчего он бросил все свои дела и нянчится с этой девчонкой, возит ее, куда скажет, и вообще проводит с ней почти все свое время. А перестал он удивляться, когда понял, что ему это нравится. Нравится смотреть на Машу, нравится слушать ее голос, нравится ей помогать. И если раньше он бы и думать не стал ни о какой собаке, то сейчас полностью уверился в Машиной правоте. Конечно, собаке нужно помочь, нельзя же ее бросить или равнодушно смотреть, как живое существо отправят на смерть!

Они немножко заплутались, потому что Маша на стройке никогда не была, спросили дорогу у местного дедка в валенках и облезлой шапке-ушанке.

– Дедушка, – вежливо обратилась к нему Маша, – как проехать к дому, который сгорел?

– А вам зачем? – осведомился дед. – Ежели посмотреть, дак там не на что, одни головешки. А ежели работяг переманить хотите, то они уже занятые. Витька Маслюков их нанял баню строить и гостевой дом.

– Нам по делу! – строго сказал Вадик, высунувшись из окна.

– Тогда езжайте до поворота, а там по запаху найдете! – махнул дед рукой.

Запах горелого проникал всюду, через некоторое время Маше стало казаться, что вся она пропиталась ужасным запахом и теперь так будет всегда.

От дома и вправду осталось немного – обугленные стены, черные стропила. Из-за закопченного вагончика раздавались рычанье, лай и человеческие голоса. Маша вышла из машины и побежала, увязая в грязи и золе, не дожидаясь, пока Вадик развернется.

За вагончиком прямо на земле были брошены полосатые матрацы и другие немудреные пожитки, возле них отирались двое черноволосых парней. Еще один таджик постарше стоял рядом с краснорожим, квадратного вида мужиком в распахнутом коротком полушубке и огорченно качал головой. Чуть в стороне находилась собака – большая кавказская овчарка. Она угрожающе рычала и скалила зубы.

– Да что тут возиться! – орал краснорожий. – Сейчас возьму дома ружье, да и стрельну эту суку! Достала уже!

– Нехорошо, хозяин, – увещевал его таджик, – нехорошо убивать. Собака свой долг выполняет, охраняет, за что же ее?

Тут он заметил Машу и умолк.

– Здравствуйте… – проговорила Маша, глядя на собаку.

– А ты еще кто такая? – вызверился на Машу краснорожий.

Маша перевела на него взгляд, он был очень похож на маминого водителя Виталика, только постарше и не такой гладкий. Глаза у Маши сузились от сдерживаемой ненависти, она шагнула к мужику и спросила вроде бы тихо, но слышно было всем:

– А ты кто такой и что делаешь на чужом участке?

Немолодой таджик аж крякнул – ему послышались знакомые интонации бывшей хозяйки Анны Сергеевны, краснорожий же попер на Машу, как танк, выплевывая матерные слова, как вдруг кавказская овчарка подбежала ближе и вцепилась ему в рукав полушубка.