Тьерни Макклеллан - Наследница по кривой

У меня мурашки побежали по коже, когда я узнала о смерти Кросса. Парк Чероки — городской лесной массив — располагался неподалеку от Холмов, района, где я живу. Передовицу в «Курьере» я читала в четверг вечером, после работы, но не поленилась встать, чтобы проверить, заперты ли обе входные двери.

Однако настроение не улучшилось. Продолжив чтение, я выяснила, что на коленях убитого был найден цветок, в котором полиция опознала лютик. Надо же, невиннейшее растение! Сыщики заключили, что либо Кросс привез цветок с собой, чтобы кому-то подарить, либо его оставил убийца. Я представила себе веселенький желтый цветочек на месте кровавого преступления, и мне стало грустно. Наверное, поэтому два дня спустя я все еще помнила, как был убит Эфраим Кросс.

Тем не менее тот факт, что я знала этого человека в лицо и помнила, как он погиб, еще не означал, что он должен был оставить мне наследство. Как ему вообще взбрело в голову что-либо мне завещать? Вряд ли Эфраим Кросс просто ткнул пальцем наугад в телефонную книгу и выбрал себе несколько наследников. Не говоря уж о том, что моего имени в телефонной книге не было. Я изъяла свой номер из справочника три года назад, после того как некий подонок повадился звонить по ночам и говорить гадости. На то, что он плел, мне было начхать, но выбранное им для развлечения время приводило в бешенство — глубокая ночь! К моральному ущербу он добавлял физический.

Если не по справочнику, то как иначе Кросс узнал мое имя? Наши пути могли бы пересечься единственный раз, месяца полтора назад. Тогда агентство недвижимости, на которое я работаю, — "Квадратные футы Джарвиса Андорфера" — вело переговоры о продаже одного из доходных домов Кросса. Однако не я занималась этой сделкой.

И не потому, что мне недостало квалификации. Вот уже девять лет, как я получила лицензию риэлтора, и мне приходилось вести куда более сложные дела и продавать куда более дорогую недвижимость, чем имущество Кросса.

Нет, полагаю, никто не упрекнет меня в предвзятости, если скажу: главная причина, по которой ни я, ни какой другой служащий фирмы не занимался делом Кросса, заключалась в том, что Джарвис Андорфер — биржевой брокер и по совместительству владелец фирмы — был просто не в силах выпустить из собственных лап такого влиятельного клиента, как Эфраим Кросс. Старина Джарвис — спаси господи его мелкую алчную душонку — взялся за дело лично.

Я же и словом не перемолвилась с Эфраимом Кроссом. Конечно, мы могли бы завязать беседу, когда он проходил мимо моего стола, направляясь в кабинет Джарвиса, но, насколько помню, он даже не взглянул в мою сторону.

А теперь я оказываюсь в числе его наследников?

Я вдруг сообразила, что уже несколько минут стою неподвижно, уставившись на письмо, словно выкрашенный фиолетовой краской манекен в витрине магазина писчебумажных товаров. Столь велико было мое потрясение. И тут меня осенило. Вероятно, Кросс оставил что-нибудь всем служащим "Кв. футов". Как бы дал на чай. Может, он был так доволен сделкой, что решил завещать какой-нибудь пустячок каждому представителю славной фирмы Джарвиса.

Точно, и как же я сразу не догадалась! Но на всякий случай я решила позвонить в фирму Бентли, Стерна и Гласснера. И хотя дело происходило в субботу утром, у меня был шанс застать кого-нибудь из служащих на месте. Давным-давно, летом, между школой и колледжем, я нанялась секретарем в одну юридическую контору, и мой тогдашний начальник неизменно проводил субботнее утро за рабочим столом. К сожалению, от меня он требовал того же.

У Бентли, Стерна и Гласснера также трудились не покладая рук. Трубку взяли на втором гудке. Воркующий женский голосок скороговоркой произнес: "Фирма Бентли, Стерна и Гласснера". Три имени слились в одно, так что если бы вы позвонили, не будучи твердо уверены в названии фирмы, то вам бы не удалось рассеять свои сомнения.

Представившись, я объяснила, зачем звоню. Странно, но воркование немедленно сменилось более чем холодным тоном. Сначала я подумала, что дама не в духе, оттого что ей приходится по субботам торчать в конторе. Но уже довольно скоро до меня дошло, что враждебность собеседницы не распространяется на всех и каждого, а направлена исключительно на мою скромную особу.

— Я не уполномочена сообщать имена других наследников, — заявила дама. Если б я сейчас стояла перед ней, то воочию увидела бы, как стынет воздух от ее дыхания и между нами встает ледяная стена.

— Мне не нужны имена, — возразила я. — Я только хочу выяснить, упомянут ли в завещании кто-нибудь из служащих "Квадратных футов Джарвиса Андорфера".

Ледышка помолчала секунду.

— Возможно, я не должна вам этого говорить, но, думаю, вреда не будет. Все равно в понедельник узнаете. Я лично печатала завещание и точно знаю, что никто, кроме вас, миз Риджвей, — за исключением семьи покойного, разумеется, — в завещании не упомянут. — Судя по тону Ледышки, оказаться среди наследников мистера Кросса было сомнительным достижением.

Однако интонации секретарши меня не насторожили, мне было не до того: я сосредоточенно переваривала услышанное.

— Тогда здесь что-то не так, — сказала я. — Я даже не была знакома с мистером Кроссом.

Ледышка хмыкнула, умудрившись одним нечленораздельным звуком выразить недоверие и презрение разом. Я не обиделась. Будь я на ее месте, не поверила бы сама себе.

— Миз Риджвей… — начала Ледышка, но тут уж я не выдержала и перебила ее.

Если бы она один раз назвала меня «миз», это еще куда ни шло, но дважды! Я в жизни не называла себя «миз», даже в середине семидесятых, на пике женского движения, — просто язык не поворачивался. Я заплетала волосы в косы, ходила без лифчика, плела висюльки, когда все увлекались макраме, но «миз» — это было уж чересчур. Знаю, знаю, считается, что это социальная позиция или что-то в этом роде, но для меня «миз» звучит слишком туманно, словно те, кто сам так себя называет, столько раз побывали замужем, что уже и не припомнят, свободны они сейчас или все еще состоят в браке. Кроме того, «миз» уж больно отдает южным говором. Каждый раз, когда слышу это словечко, вспоминаю миз Скарлетт из "Унесенных ветром" и тех южанок, которые так туго затягивались в корсет, что непрерывно падали в обморок. А поскольку падать в обморок в ближайшее время я не собираюсь — и утягиваться в корсет тоже, — то всегда протестую, когда ко мне обращаются "миз".

— Миссис Риджвей, — поправила я Ледышку. По правде говоря, следовало бы уточнить: "разведенная миссис Риджвей", но стоило ли вдаваться в такие тонкости?

Ледышка тихо охнула. Можно подумать, что я отвесила ей пощечину.

— Так вот, миссис Риджвей, — повторила она, делая ударение на третьем слове. — Как я уже сказала, ошибки быть не может. Указания мистера Кросса совершенно однозначны.