Наталья Александрова - Миллион черных роз

— Какие это такие особые отношения? — огромный капитан Сойка чуть заметно поморщился.

— Ну, вы же понимаете, — Штукина сощурила глаза и поджала губы.

— Не понимаю, — капитан сделал каменное выражение лица, — что конкретно вы имеете в виду?

— Ну, Валерия Борисовна… она… как бы это выразиться… часто одаривала своим вниманием некоторых актрис…

— Кого именно?

— Ну, говорили, что многих… но ведь никто же не признается… в общем, она старалась приблизить к себе хорошеньких молодых женщин…

Штукина замолчала, а капитан Сойка тут же подумал, что, насколько он мог заметить, молодая и красивая актриса была в театре только одна — та самая Ольга Чижова. Так что выбор у покойной мадам Кликунец имелся небольшой. Но зачем она нужна была этой красотке? Неужели из-за денег?

Капитан искоса взглянул на Лизавету Штукину. Она встала, а капитан оставался сидеть, таким образом они оказались одного роста. Лиза говорила что-то, округляя глаза и брызгая слюной.

«Ох и мерзкая же баба! — подумал капитан неожиданно для себя. — И глазки совершенно поросячьи».

Он сделал над собой усилие и вслушался в слова Штукиной.

— Спросите ее, почему она опоздала на репетицию! Мы ждали всем коллективом! А Главный ей вечно потакает!

— Почему? — вклинился капитан Сойка. — Почему Главный ей потакает? У него с Чижовой тоже свои особые отношения?

Штукина испугалась, что перегнула палку. Главный в гневе бывал крут. Запросто может и уволить. Актрисе ее амплуа устроиться нелегко. В каждом театре нужна только одна травести…

— Ближе к делу, — предложил капитан, — вы конкретно видели, чтобы покойная Кликунец с Чижовой ссорились, ругались, выясняли отношения?

— Нет, но она жаловалась, что Валерия не дает ей прохода…

— Кому жаловалась? Вам? — гаркнул капитан.

— Не-ет… — прошелестела Штукина, не решаясь перед лицом сурового капитана на откровенную ложь.

— Идите, — спокойно сказал капитан, но глаза его выразили Штукиной все, что он думает о ее поведении, — вы свободны.

Штукина вышла, губы ее дрожали от унижения.

«Разумеется, — думала она, уныло бредя длинным полутемным коридором назад к своим собратьям по сцене, — разумеется, эта крашеная стерва, эта содержанка, эта наглая потаскуха с длинными ногами и смазливеньким личиком уже успела состроить капитану глазки. И он, как все мужики, купился на дешевое кокетство. А может, она уже посулила ему себя в награду за то, чтобы он избавил ее от неприятностей? Что, ну что в ней хорошего? Кукла Барби какая-то!»

Тут Лиза Штукина вспомнила, что кукла Барби блондинка, а у Ольги Чижовой карие выразительные глаза и густые, темные от природы волосы. Откровенно говоря, на Барби она совсем не была похожа. Наедине с собой — но только наедине — Лиза даже могла признать, что как актриса Ольга очень даже неплоха… Именно эта здравая мысль вызвала у Лизы наибольшую злость.

«Конечно, будешь казаться замечательной актрисой, если дают такие выигрышные роли! — возмущенно думала Штукина, — Виола в „Двенадцатой ночи“, Элиза в „Пигмалионе“… Попробовала бы она хорошо, с подлинной страстью и глубоким проникновением в образ сыграть Тома Сойера на детском утреннике! Или Кристофера Робина! Или Пеппи, черт бы ее побрал вместе с ее Длинным Чулком!»

Зависть очень опасное чувство, нельзя идти у него на поводу. Штукина внезапно ощутила такую острую и непреодолимую ненависть к Ольге Чижовой, что даже остановилась на месте. Ноги ее не держали, на лбу выступила холодная испарина, и срочно понадобилось в туалет.

Передвигаться после допроса ей разрешили свободно — ведь она рассказала уже капитану Сойке все, что знала, и еще много лишнего.

Штукина мелкими шажками устремилась к туалету. И вот там, на подходе, она увидела вдруг на полу что-то блестящее. Только ее зоркие глаза могли разглядеть в темном углу небольшую вещь. Пол покрывала густая пыль, потому что уборщица тетя Клава, раздувшаяся от гордости и переживавшая новое для нее состояние знаменитости — Человека, Который Первым Нашел Труп, так и не приступила сегодня к своим непосредственным обязанностям. И в этой пыли Лиза увидела хорошо знакомую всем в театре брошку-змейку. Лиза нагнулась и подняла брошку.

Тело змейки состояло из тщательно подобранных по размеру и форме мелких бриллиантов, а глазами ей служили два изумруда чистой воды. Брошку эту очень любила носить покойная Валерия Борисовна Кликунец, и про это знали все в театре, от Главного до швейцара.

Но как она тут очутилась? Возможно, Валерию убили здесь, и брошка упала на пол в процессе борьбы? Или ее потом выронил убийца, когда убегал? Но куда он бежал? — задала сама себе вопрос Лиза. — В туалет, что ли?

Она огляделась. Поблизости никого не было, никто ее не видел. Штукина решительно сжала зубы, достала из кармана носовой платок и завернула в него брошку, аккуратно вытерев то место, которого она коснулась пальцами. Потом она убрала сверток в карман и целеустремленно зашагала в сторону гримуборных. Там тоже никого не было. Она проскользнула в уборную Ольги и положила брошку поглубже в ящик туалетного столика, не забыв забрать собственный носовой платок.

Абсолютно никаких мыслей не было в ее голове, все действия совершала она на автопилоте и опомнилась только в зрительном зале, увидев на сцене знакомые лица своих коллег.

— Пройдите к остальным! — буркнул ей коренастый Шурик, как свидетель Штукина его больше не интересовала.

Капитану Сойке надоело выслушивать бабские сплетни, и он вызвал на допрос Главного. Но ничего от него не добился: Олег Игоревич был весь в искусстве и заявил, что житейские подробности его мало интересуют. Правда, он дал покойной Валерии объективную характеристику — она действительно очень любила театр, хорошо разбиралась в режиссуре и актерской игре и, он не боится в этом признаться, оказывала театру немалую спонсорскую помощь. Так что он лично и весь театральный коллектив были Валерии Борисовне за это очень благодарны. Она бывала в театре запросто, без приглашения. Могла посетить репетицию, никому не приходило в голову ей это запретить. Но вела она себя вполне корректно, сидела тихонько в зале, работать не мешала и с неквалифицированными советами не лезла.

— Значит, вы не находите странным то, что тело ее нашли в декораторской? — обреченно спросил капитан Сойка.

— Ни в малейшей степени! — заверил его Главный. — Валерия… она могла оказаться абсолютно где угодно, ходила, знаете ли, где ей вздумается и гуляла сама по себе, как та кошка у Киплинга.

— Черт знает что! — произнес капитан Сойка, оставшись один. — В этом театре бардак творится несусветный! Как и везде, — подумав, добавил он.