Лариса Ильина - Смерть под кактусом

— Нет, — подняв свечу выше, она двинулась к нам, — Таня моя старшая сестра…

На мгновение прикрыв глаза, я облегченно выдохнула. Как говорил один знающий человек, такие повороты не для моей лошадки…

— А вы, наверное, Светлана? — монахиня встала перед нами, с интересом вглядываясь в наши лица. — А вы — Георгий?

Юрка не сразу сориентировался, поскольку так его сроду никто не называл. Он немного замешкался, но потом живо кивнул:

— Да, да… А это моя сестра, Таисия… — Он мельком оглянулся: — Таисия, хватит дурака валять… — И снова повернулся к монахине: — Значит, вы родная сестра Татьяны Антоновны Георгиевской? Кажется… Ирина Антоновна?

Я покосилась на Юрку с любопытством и уважением. Не сомневаюсь, у него найдется еще, чем меня удивить.

Монахиня качнула головой:

— Я успела позабыть это имя. Много лет назад я приняла другое.

— Матушка Виринея, — вдруг прошептала я вслух имя, само по себе выплывшее из подсознания, — игуменья монастыря… Анисья говорила, что вы родом из этих мест…

— Да, — кивнула она. — Еще мой прадед отливал колокола в дар этой обители…

Напряжение первых минут понемногу спало. Мегрэнь перестала мотаться словно пьяная, и ее наконец смогли представить настоятельнице. Тайка глупо моргала и таращила на монахиню глаза. Та, сообразив, в чем дело, попросила:

— Проводите ее на воздух. Там сестра Анисья. Пусть Таисия присядет… Я скоро выйду…

Мы торопливо закивали и дружно двинули к дверям. Федя трогательно поддерживал Мегрэнь под локоток. В любое другое время я не замедлила бы съязвить по этому поводу.

К немалому удивлению, на улице вовсю светило солнце. Я огляделась и увидела на дороге метрах в пятидесяти от часовни лошадь, запряженную в телегу. В телеге сидела сестра Анисья и сердито хмурила на нас брови.

— Привет! — сказала я, подходя к насупленной монашке. — Как поживаешь?

Пока сестра Анисья размышляла, следует ли ей со мной разговаривать, к нам приковыляла Мегрэнь и, недолго думая, взгромоздилась на телегу. Брови монашки превратились в нечто совсем невообразимое, а Тайка, чтобы не показаться совсем уж невежливой, кряхтя, пояснила:

— Ноги прям не держат… Ей-богу… — добавила она, видимо полагая, что это должно смягчить суровую божью невесту.

— Лошадь, чай, не казенная… — нашлась наконец монахиня и сжала губы в узкую щель. Помаявшись еще немного, она сердито буркнула: — Бесстыдницы…

Возможно, на этом она бы не успокоилась, но тут к нам подошли мужчины, и Анисья умолкла. Мужчины поздоровались весьма робко, поскольку до сих пор общаться с монашками им не приходилось.

Вскоре из часовни, крестясь и кладя поклоны, вышла матушка Виринея. Завидев ее, Анисья кинула поводья и бросилась ей навстречу. Игуменья положила ей на плечо руку и, аккуратно переступая через дорожные колдобины, подошла к нам. Мегрэнь соскочила на землю. Матушка улыбнулась:

— Тебе стало лучше?

Мегрэнь вежливо кивнула:

— Да, спасибо…

Анисья помогла игуменье сесть и села сама, но поводья не трогала, явно ожидая разрешения.

— Вы очень похожи на свою сестру… — первым не вытерпел Юрка, и я была ему очень за это благодарна, потому что умирала от любопытства, но задавать игуменье вопросы отчего-то трусила.

Монахиня кивнула:

— Да, мы похожи… хотя Татьяна старше меня почти на десять лет. И Сонечка тоже, наверное, была бы похожа… В нашем роду всегда так — девочки похожи на маму. Только вот пути нам господь послал разные…

У меня от любопытства волосы стали заплетаться в косу. Тут мне показалось, что Анисья собирается тронуть лошадь. И я, торопясь, спросила:

— А кто это — Сонечка?

Игуменья глянула на меня с некоторым недоумением и чуть склонила голову:

— Разве вы не знаете, в какой часовне сейчас были?

Мы вчетвером дружно затрясли головами. Сестра

Анисья вздохнула с таким неодобрением, что и без слов стало ясно, насколько мы никчемные люди.

— Что ж, — вздохнула матушка Виринея и поманила рукой. — Если вам по дороге — садитесь, с божьей помощью я расскажу…

Излишне объяснять, что через две секунды мы с Мегрэнью уже сидели рядом с монахиней. Федя с Юркой быстро переглянулись и тоже полезли в телегу. Все происходящее явно не понравилось лошади и Анисье.

— Трогай, сестра! — размашисто крестясь, оглянулась на насупленную возницу игуменья. — С богом!

Вязкая глиняная жижа весело чавкала под копытами задумчивой пегой кобылки. Несмотря на все старания сестры Анисьи, телегу то и дело потряхивало на колдобинах, отчего приходилось судорожно хвататься за края, чтобы не вывалиться вон или не ткнуться носом в колени старой монахини.

Убедившись, что мы все же смогли с грехом пополам закрепиться на своих местах, матушка удовлетворенно кивнула. В ее руках, как по волшебству, появились темные деревянные четки.

— Сонечка родилась уже после ареста отца. Мама очень тяжело переживала, и роды были трудные, но девочка родилась здоровой. Она была необыкновенно красивой и веселой. Ее все любили. Мама говорила, что господь послал нам ангела. Тогда, без отца, нам очень тяжело пришлось — мы голодали, мама не могла найти работу. А потом началась война… Мама сильно заболела. Помню, как к нам в дом пришла молодая монахиня. Они о чем-то долго говорили с мамой, монахиня ушла и вернулась с подводой. Мама сказала, что матушка игуменья предлагает нам поселиться в монастыре. Мы с Татьяной не хотели ехать и плакали. Но выбора не было — кушать было нечего, и фронт с каждым днем приближался. Только маленькая Соня не плакала. Она прыгала и смеялась.

Монастырь тогда был в большом запустении. Звонницы стояли без колоколов, скотину забрали, оставался только огород да лес. Работы было очень много, сестер мало, и мы помогали, как могли. А потом мама умерла. Я думаю, она не смогла пережить смерть отца. И мы остались втроем. Тогда район уже оказался в оккупации. Страшное было время… — Матушка Виринея закрыла глаза, и несколько минут сидела неподвижно. Мы притихли, молча разглядывая проплывающие мимо деревья. — Когда в монастырь вошли немцы, матушка приказала сестрам спрятать нас в подвале, за старыми мешками. Мы сидели там несколько дней.

Однажды осенью мы решили пойти за грибами. Линия фронта продвигалась очень быстро. Все поля вокруг были заминированы, поэтому в лес немцы не ходили, боялись…

— А вы, — высунулась Мегрэнь, — не боялись?

— Очень боялись… Но впереди была зима, и надеяться нам было не на кого. Мы пошли все вместе: Таня, я и Сонечка. Тот день был похож на нынешний… Выглянуло солнце, и стало очень тепло. Сонечка все прыгала и смеялась. Невозможно было заставить ее вести себя тихо. Грибов набрали много, целую корзину… Мы дошли уже почти до самой дороги, как вдруг послышался звук мотоцикла. Мы отошли подальше и спрятались в кустах. Мотоцикл проехал, но тут Сонечка увидела на дереве птицу. Она вскочила на ноги, стала показывать на птицу пальчиком и закричала. Мотоцикл остановился и раздались выстрелы… Я вскочила, чтобы сбить Соню с ног, но… — Игуменья снова умолкла.