Елена Колчак - Никогда в жизни

Бардин? Прост-то он прост, да себе на уме. Возможности у него были великолепные, выгода тоже очевидна. А если он безрезультатно попытался вырваться из-под Голубя — так тем более. Проще было пристрелить? Ну тут опять упираешься в отсутствие подходящего исполнителя и вариации на тему несчастного случая. Почему не возражал против моей публикации? А на каких основаниях? Просчитать, что это будет выглядеть подозрительно, он вполне в состоянии. К тому же слишком много людей уже было в курсе того, что это вовсе не несчастный случай. Зачем еще Светлану Михайловну убивать? Тот же мотив: что-то знала, видела, слышала. Что же за компромат Тина хотела передать Стрельцову? Может, надо было у него спросить? Ага, и в ближайший вечер нарваться на того же «грабителя», что и Светлана. Никита прав, надо быть поосторожнее.

В комнату заглянул чем-то очень довольный Сергиенко. Щелкнув ногтем по газете, он ехидно поинтересовался:

— Твоя работа? Поздравляю! — поздравлял Санечка почему-то таким покровительственным тоном, что хотелось съездить ему по физиономии. — Ну и сколько тут правды? Давай-давай, рассказывай, я от тебя информацию не скрывал. Хотя мог бы.

Я вкратце доложила Санечке, что утка не моя, а приведенные в материале факты «вполне соответствуют». Первому он, похоже, не поверил, а достоверность фактов вызвала многозначительное поднятие брови. Чтобы отвязаться, я схватилась за телефон. К чужим разговорам Сергиенко относился на удивление корректно, и стоило взяться за трубку, из комнаты мгновенно испарился. Нешто в самом деле позвонить? Только, конечно уж, не Ильину…

Стрельцов «криминальную» публикацию видел, но комментировать отказался категорически. И голос у него при этом был, как у десятидневного покойника.

Ну и ладно! Можно и майору позвонить.

Ильин вместо изложения очередных подробностей посоветовал связаться со следователем, толковый, дескать, мужик, может, чего и подкинет. И даже продиктовал телефон. Нет, ребята, следователь ваш мне совсем не понравился, хотя, наверное, раз Никитушка сие утверждает, значит, и вправду толковый. Может, потому и не понравился. Так что не хочу я с ним разговаривать, без толку.

Нет, не судьба мне нынче жить спокойно. Выходя из редакции, я столкнулась с шефом.

— Рита, «Обрыв» — это великолепно, но когда же продолжение?

— Ну, Степан Григорьевич, я же в отпуске! Да и менты от «Обрыва» не в восторге, из них теперь информацию и клещами не вытянешь. Если будет что-то, конечно, сделаю.

— Ну-ну, — шеф погрозил мне пальцем. — С «Криминалом» нам, конечно, по гонорарам не тягаться, но премию за оперативность гарантирую.

— Степан Григорьевич, да вы что все, сговорились, что ли? Полчаса назад меня в том же самом главный опер обвинял, потом Сергиенко. Ну, с Санечки взятки гладки, он так видит. А опер, между прочим, извинился. Даже милиция согласилась, что я тут ни при чем!

Утром я опять позвонила Никите. Не то из пижонства, не то для очистки совести — нет ли новостей. Но разговаривать герр майор не пожелал, сообщив сквозь зубы, что Стрельцов повесился.

Ззар-раза!

Я положила трубку на аппарат осторожнее, чем на карточный домик кладут последнюю карту. Звонить Ильину еще раз я, конечно, не стану. Вот еще! Пусть застрелится со своими подробностями. Оглядела стол, подумала и начала кидать в противоположную стенку канцелярские скрепки. Очень хотелось попасть в отставший уголок обоев, но не получалось. Скрепки летели куда угодно, только не туда, куда я метила.

Мыслей не осталось напрочь. Никаких. Только ужасная обида — обманули! Как маленькую! Нечестно! Неправильно все это!

На двадцать седьмой скрепке в комнату заглянула Татьяна.

— Ты чего? Материал не получается?

Выслушав новость, она вначале не поверила, потом схватилась за телефон. Мне иногда кажется, что журналистов можно выращивать специально. Главное — еще в младенчестве снабдить специальными погремушками. В виде телефонной трубки, фотоаппарата и диктофона. Н-да.

Через двадцать минут мы знали подробности без всякого Ильина. Насчет «повесился» — это он слегка… э-э… преувеличил. Правильнее было бы сказать — господин Стрельцов попытался повеситься. Проделал он это в собственном офисе, а труба, к которой привязал веревку, оказалась, как говорят, «гнилая» и не выдержала. Безжизненное тело рухнуло на пол, сверху хлынул настоящий водопад, протек под дверь, а поскольку вечер еще не перешел в ночь, наводнение быстро заметили. Дверь взломали — и вовремя. Еще немного, и пришлось бы работать патологоанатому, а так обошлось «Скорой помощью». Приходить в сознание Стрельцов пока, видимо, не собирался, вероятно, вдобавок к асфиксии еще неслабо стукнулся при падении. Прогноз, впрочем, был достаточно благоприятный.

— Повезло мужику, — сказал мне угрюмый дежурный из реанимации. У меня, правда, на этот предмет имелось несколько другое мнение, ну да ладно.

В самом дальнем углу приемного покоя, вжавшись в кресло, сидела Катя Стрельцова. Бледная до синевы, с остановившимся взглядом и мертвым, без всякого выражения, лицом, она казалась не живым человеком — статуей, частью интерьера. Сидевший возле нее Ильин — вот принесло-то! — пытался что-то говорить, но она, похоже, его не слышала. Увидев меня, он подошел с таким видом, что не будь я — все-таки — журналистом, то испарилась бы в момент, даже не здороваясь.

— Ну? И чего тебя принесло?

— Честно сказать, не знаю, — как в популярной рекламе, «невероятно, но это факт»: я действительно и сама не знала, зачем притащилась в больницу. — Значит, все-таки он?

— А что тут еще может быть? — Никита был зол, как… В общем, я ни разу его таким не видела. — Способ не оставляет сомнений… Ты можешь себе представить, как можно повесить взрослого неслабого мужика? Который при этом не пьян, не обкурен и вполне владеет собой? Собственно, повесить-то не проблема, было бы через что веревку перекинуть, поднять на блоке восемьдесят-девяносто кило не так трудно, даже ты справишься. Но если человек в сознании, он, знаешь ли, сопротивляется, значит, остаются следы. На одежде, под ногтями и так далее. А у Стрельцова все чисто. И снотворным его не поили, если тебе интересно. Плюс прощальная записка… Да не смотри на меня так, в том нет секрета. — Ильин сунул руки в карманы, набычившись, отвернулся к громадному окну и процитировал, — «Котенок! Прости меня, так получилось. Я старался, но обстоятельства сложились против меня. Вадим». — Он подумал минуту и достал из кармана фотокопию. — Вот, любуйся. Эксперты пока не готовы, но вероятнее всего, записка настоящая. Что, как ты прекрасно понимаешь, является косвенным, но веским признанием вины.