Евгений Зубарев - Милицейская академия I–II

Когда Гера купил себе файковую кепку за четвертак зелеными, каждый прямоходящий в окрестностях сарая под громким названием отель «Москва», норовил прямо подойти и обхаять чужую собственность. Многие так прямо и говорили: «Дрянь кепка, я б за такую и рубля бы не дал».

Гера, бывало, посмотрит так пронзительно на охальника, да и пойдет себе дальше. В лабаз, например, в смысле — интуристовский магазин при отеле. На работу.

Гера у нас был труженик тыла — пока остальные мажоры фарцевали и боялись на стоянке перед сараем, Гера обслуживал интуриста натурально в инвалютном магазине — деньги там поменять по–быстрому, пока продавцы в потолок пялятся, или матрешку всучить цельнодолбанную, зато задешево и сердито. Нормальный турист вроде оставался доволен, а всяких склочников и в Америке хватает.

А Гера поправлял свою кепку, закупленную на сверхдоходы, кстати, в этом же магазине самообслуживания, да и топал себе до хаты — баксы да слаксы пересчитывать, дебит на кредит переписывать.

И вот таким макаром трудился Гера чуть не полгода, пока однажды хозяин заведения, господин Хулио Андерсен, колумбийский мафиози шведского вероисповедания, в девичестве — ирландский подданный, грубо не нарушил правила игры. Андерсен подкараулил Геру на выходе и, гнусно ухмыляясь, съездил честному фарцовщику аккурат в левый глаз, а потом добавил в ухо, и еще, и дальше бы совал свои вонючие бразильские ручонкой, но навалились прямоходящие и Геру натурально спасли.

Гера укоризненно взглянул уцелевшим глазом на рехнувшегося бизнесмена, поправил кепочку и молча продолжил путешествие к выходу.

А колумбийский мафиози, нервно дергаясь в цепких руках озабоченной общественности, орал во всю мочь на родном бурундийском наречии: «Кара мура дура са!», что в переводе означало: «Граждане! Эта сука, этот нехороший человек, шестой месяц заходит в мой магазин без кепки, которая стоит двадцать пять долларов. А выходит эта сволочь в кепке, которую толкает потом на стоянке за пятнадцать долларов США, чем сбивает мне торговлю и душит мой предпринимательский пыл. Каждый день я терял десять кепок, то бишь двести пятьдесят гринов, а эта зараза получала сто пятьдесят, и только сегодня я понял, куда деваются эти чертовы кепки. Мой склад пуст! Отпустите меня, я хочу натянуть ему эту последнюю кепку на задницу!»

Но никто не понял Хулио Андерсена. Ему поднесли на выбор воды и стаканчик водки и пока он обреченно прихлебывал и то и другое, уже не пытаясь выбраться из цепких рук мировой общественности, Гера медленно и торжественно покидал негостеприимное заведение. Он немного хмурился, мысленно матеря себя не хуже Андерсена, — ведь по его расчетам, кепки глупого колумбийца должны были закончиться лишь к сентябрю.

А на дворе стоял август и веселое солнышко припекало почти по–нашему, по–бразильски.

Но у Геры была надежная защита — кепка.

ПИСЬМО ЗАНЗИБАРСКОГО ШПИОНА

Генеральному директору Занзибарского Его Императорского Величества Разведывательного Управления имени Джонсона энд Джонсона Господин директор!

Простите за такой не занзибарский дизайн упаковки и запашок, который Вы, возможно, приняли за фосген Его Императорского Величества Химических войск. Это не рвотное, а местное национальное лакомство, которым, к сожалению, вынужден лакомиться и Ваш покорный слуга в силу чудовищных обстоятельств и ужасных нравов, царящих здесь.

Извините, если можете, и за способ связи, использованный мною, но вот уже год, как ездовые животные, породу которых я не рискну определить, но которых здесь ласково именуют «gazonchik», не получают никакой еды, а потому почтовые дилижансы движутся исключительно с помощью мускульной тяги аборигенов и крайне редко добираются до адресатов. Факсы, к сожалению, здесь используют только для подделки векселей и нашей занзибарской валюты. Что касается телефонной связи, то хотя я своевременно оплачиваю все без исключения счета, поговорить удалось только раз — с местной телефонной станцией, сотрудница которой сообщила об отключении телефона за неуплату переговоров с деревней Gadukino.

Впоследствии я много раз пытался найти этот населенный пункт в местных справочниках и картах, но мне подсказали, что его давно смыло и я просто оплатил счет. Телефон, однако, так и не включили, и теперь я догадываюсь» почему — вокруг дома, где я арендую квартиру, проводятся геологические изыскания и, судя по глубине траншей, геологи приближаются к докембрийской эпохе. Если они все–таки найдут нефть, мне, вероятно, придется съехать, но я сообщу Вам новый адрес.

Теперь о ситуации в стране. По Вашему совету я удачно поместил капитал в наиболее доходные предприятия и теперь контролирую примерно половину местной промышленности и даже значительную часть занзибарской. Правда, некоторые руководители этих предприятий находятся в тюрьмах, но меня убедили, что это здесь обычное дело и нисколько не мешает успешному руководству. Через некоторое время одних руководителей выпускают и на их место помещают следующих, по графику, имеющемуся в правительстве и силовых структурах.

Дивидендов я еще не получал, но это, видимо, связано с неразвитостью связи, о которой было сказано выше. Впрочем, деньги у меня есть — несколько месяцев назад я продал тысячу тонн жемчуга в сертификатах местного банка Вашему другу из Долбонезии, кстати, где он, давно я его не видел. Золото я пока попридержу, поскольку опасаюсь падения мировых цен и паники на бирже в случае продажи ста тысяч тонн одновременно.

Экономика этой страны весьма своеобразна, а способы ведения хозяйства заслуживают пристального внимания со стороны наших экономистов и психиатров. Несмотря на Ваше прямое указание, я так и не смог выяснить, каким образом местные бизнесмены выплачивают налог с прибыли, превышающий саму прибыль. Вразумительного ответа мне не дали ни налоговые чиновники, ни бизнесмены, и у меня сложилось впечатление, что мои вопросы не совсем приличны. Некоторые из моих собеседников называли меня идиотом и мне показалось, что они были искренни. Поразили меня и взаимоотношения между работодателями и наемными рабочими, зарплату которым здесь не принято платить вовсе. В крайнем случае, ее выплачивают несколько лет спустя и только после специального постановления правительства. Но самый удивительный обычай связан здесь с праздником принятия национального бюджета — бюджет на текущий год аборигены принимают только после того, как этот год заканчивается. Некоторые эксперты утверждают, что виноваты дураки и дороги, но я полагаю, что дело в другом — к концу года становится ясно, сколько денег уже украдено, а сколько украсть не смогли и оставили народному хозяйству.