Анна Ольховская - Черный маг за углом

Барак мгновенно затих, словно пришлепнутый мухобойкой тишины. Занимавшиеся своими делами женщины замерли, кто в предвкушении развлечения, кто – испуганно, а кто-то и сочувственно.

Дура эта новенькая, не соображает, что творит. Рюшка, кстати, могла бы и разъяснить местные порядки, хвостиком ведь за новенькой бегает.

Рыжуля, судя по всему, решила заполнить пробел в образовании Лены, пусть и запоздало. Она судорожно вцепилась в руку Осеневой и потянула за собой:

– Тише ты! Идем, я тебе все объясню! Это же Шречка! И Чуня! Они здесь главные!

– Главный здесь начальник колонии, как я понимаю. – Лена раздраженно выдернула свою руку из вспотевших ладошек Рюшки и решительно направилась к своей койке. – А эти две бочки сала – такие же зэчки, как и все!

Нет, Лена вовсе не была наивной дурочкой, она прекрасно знала о царящих в колониях нравах, наслушалась страшилок во время пребывания в СИЗО. Но знала также и то, что ни в коем случае нельзя показывать слабину, иначе займешь самое низкое место в лагерной иерархии. Ниже и гаже которого некуда.

К тому же наглое поведение двух реально мерзких и противных баб больно ударило по и без того натянутым нервам Осеневой, мгновенно сжав внутри опасную для окружающих пружину, приведя ее в боевую готовность.

О существовании этой пружины сама Лена пока и не подозревала. Она просто почувствовала, как ее накрывает волна слепящей ярости, в которой сконцентрировались не только гнев из-за чужой наглости, но и вся боль, вся ненависть, все отчаяние и безысходность последнего времени.

А гнусный нос в ее белье и жирные пальцы на книге стали лишь последней липкой каплей, переполнившей душу девушки…

– Ух ты! – из глубины заплывших щелочек на мордени Шречки вспыхнула похотливым блеском мутная серость. Она медленно развернулась всей тушей к приближавшейся Лене и по-хозяйски осмотрела ее фигуру: – О…еть! Чунька, глянь! Это ж модель прям какая-то! К нам на зону еще такие не попадали!

– Не, была одна, помнишь? – плотоядно сглотнула слюну подружка. – Ну, пять лет назад, М…вошка! Которая своего богатенького е…ря по башке слишком сильно стукнула, когда он ее метелил за что-то там. Старательная была девочка! – блекло-голубые глазки подернулись жирной пленкой похоти. – Виртуозно язычком работала! И не кобенилась, сразу поняла, ху, как грицца, есть ху!

Дама зашлась захлебывающимся хрюканием, что, собственно, гармонично уживалось с ее кличкой. Восхищенная собственным остроумием, она продолжала блистать изящными сравнениями и пикантными наблюдениями:

– А ху-то у нас и нет! Но мы и без ху управляемся, скажи, Шречка! Как ты этой М…вошке вставляла, помнишь? Та потом в больничку бегала! Жалко, перевели ее на другую зону после того, как мы чутка перестарались…

– Ни… себе чутка! – тихо произнес кто-то из зэчек. – Да вы инвалидом девку сделали, она теперь родить не сможет!

– Эй! – хрюкание и повизгивание мгновенно перешло в грозный рык. – Это кто там пасть открыл! Ну, чего затихарилась, сука? За базар отвечать кто будет?

– Хватит верещать, кабаниха, – процедила Лена, остановившись в метре от своей оккупированной койки.

– Она не кабаниха, она Чуня, – пискнула из-за спины отважно последовавшая за новенькой Рюшка. – Осенева, ну не надо! Ты не представляешь…

– Это они не представляют, – брезгливо поморщилась Лена. – Не представляют, что такое правила хорошего тона. Судя по всему, образования здесь – три класса церковно-приходской школы максимум. Вы хоть подписывать бумаги умеете, а, бревна? Или крестик ставите? Нет, скорее всего – отпечаток жирного пальца.

– Что-о-о?! Ах ты, б…дь! – Чуня дернулась было с койки, но Шречка остановила подругу жестом:

– Погоди, не надо.

– Как это – не надо?! Ты что, позволишь этой соске нас раком ставить?!

– Раком она у нас стоять будет, ты ж в курсе, Чуня. Никуда не денется, и не таких обламывали. – Шречка развалилась на койке поудобнее. – Мне та-а-ак нравится ее базар. Ерепенится, красотулечка моя, глазками своими зелеными сверкает! Ух ты, киса! Ты вот ее с М…вошкой сравнила – не, та тощая крыса этой побл…шке и в подметки не годится! Там ни сисек толком не было, ни фигуры – одни кости! А кости широкие, наши, крестьянские. И пахла она по-нашенски, обычной бабой. А эта… – особь снова поднесла к носу трусики Лены и с шумом втянула воздух. – Эта пахнет ох…тельно! И ведь не духи, свой запах. Она из другого мира…

– Инопланетянка, че ли? – гыгыкнула Чуня. – Зеленый человечек? Дак у нее тока глазки и зеленые, а все остальное – обыкновенное.

– Не-е-ет, не обыкновенное! Косточки тонкие, тело гибкое, сильное, и все при ней – и попка, и грудки! Породистая лошадка, ничего не скажешь. И необъезженная, что вообще крышу сносит! – гулкий голос Шречки все сильнее вибрировал от нарастающего возбуждения.

– Ты закончила? – холодно осведомилась Лена, отстраненно удивившись странному ощущению в области солнечного сплетения – там разрастался плотный комок пульсирующей энергии, все тело мелко подрагивало, словно сквозь него пропускали слабые токи, как на физиотерапии.

Шречка, похоже, заметила эту дрожь и истолковала ее по-своему:

– Видишь, Чуня – наша киса боится, вон, трясет ее, того и гляди – обделается, но все равно хвост трубой, шипит, мявкает что-то обидное. Го-о-ордая!

– Ага! – белесые реснички блаженно сомкнулись. – Ох, Шречка, я счас кончу! Как представлю эту барыньку всю, целиком… А мы ее… Скорее бы отбой!

– А мы не будем ждать отбоя! – две дырки в бесформенном комочке носовой плоти похотливо раздулись. – Мы сейчас урок этой сучке дадим, доходчиво так, на практике. Лабораторные занятия устроим. Заодно и остальные б…ди вспомнят, на кого можно пасть открывать, а на кого – нет.

– Так это… – поскребла затылок Чуня. – А если дежурный вертухай заглянет? Они ж перед отбоем обход делают.

– Ниче, Проныра на стреме постоит, – свинцовый взгляд перетек на тощую долговязую тетку лет сорока, пытавшуюся прикинуться ветошью на своей койке. – Да, Проныра? Постоишь? Уважишь своих подруг по нарам?

– К-конечно, – быстро-быстро закивала та, – п-постою.

– Ну и чего разлеглась? Встала и пошла к дверям! А то мне не терпится нашу красотку попробовать!

Проныра шустро скатилась с койки и метнулась на пост. А Шречка, от которой все сильнее и сильнее пер мощный поток неудержимой похоти, медленно поднялась и, поигрывая непонятно откуда взявшейся опасной бритвой, приблизилась к Лене.

Ростом бабища оказалась на полголовы выше Осеневой – под два метра. В ширину – раза в два шире. И воняла прелестница чудовищно – личной гигиеной дама явно пренебрегала.

Головка-свеколка наклонилась, и липкие губы принялись слюнявить мочку Лениного уха: