Наталья Александрова - Козел и бумажная капуста

— Не знаю... — проговорила она наконец, — конечно, Сеня удивляет меня последнее время, стал совершенно другим человеком, но чтобы он связался с преступниками, убийцами...

— А все-таки, кого, действительно, имеет в виду ваш предок, когда пишет о «добром ангеле»? Ведь, насколько я вас понял, Ваня погиб во время Гражданской войны, никто его не спас... С другой стороны, это письмо написано до революции, значит, Федор Алексеевич подразумевал какой-то другой, гораздо более ранний случай, тем более что он называет сына «Ванечкой», как ребенка...

— Действительно, — ответила Елена Вячеславовна после минутного раздумья, — тетя Лида как-то рассказывала мне, что в детстве с ее дядей Ваней случился несчастный случай. Он с родителями и старшим братом жил летом на даче, в Териоках, и играл на берегу озера. Няня зазевалась, маленький Ванечка упал в воду и начал уже тонуть, но тут, к счастью, собака, сенбернар, бросилась вслед за ним в озеро и вытащила из воды, ухватив за рубашонку. Так вот, на эту собаку Ванечкины родители потом чуть ли не молились...

— Норочка! — воскликнула я, потрясенная собственной догадкой. — Элеонора Дузе!

— Совершенно правильно, — улыбнулась Елена Вячеславовна, — Норочка и была спасительницей и добрым ангелом.

— Поэтому ее диплом и висел у вашей тети на видном месте, рядом с семейными фотографиями!

— И вполне логично, — вступил в разговор Вадим, — что, когда Федору Алексеевичу понадобился пароль, который легко вспомнил бы каждый член семьи, но и в голову не пришел бы никому из посторонних — он вспомнил про эту замечательную собаку, про Элеонору Дузе.

— И вы считаете, что именно это хотел узнать у меня Сеня? — в голосе Елены Вячеславовны по-прежнему звучало легкое недоверие.

— По крайней мере, если он снова будет спрашивать вас об этом, я советую вам придумать какую-нибудь другую трогательную историю и назвать другое имя спасительницы... И самое главное, я очень прошу вас ни в коем случае не волноваться!

Утром Вадим уехал к себе в больницу, и я тоже решила пойти на свою работу. Не работать — упаси бог! — а порвать всяческие отношения с этой фирмой, высказать поганцу Олешку, своему распрекрасному шефу, все, что я думаю о людях, которые способны сдать женщину, свою сотрудницу, бандитам, да заодно и забрать у него свою трудовую книжку.

Когда я появилась в офисе «Латоны», секретарша Ленка вытаращила на меня глаза:

— Анюта, ты где же пропадала? Я уже не знала, что и думать! Домой звоню — не подходишь, на мобильник звоню — отключен...

— «Сам» на месте? — вместо ответа спросила я, мотнув головой в сторону директорского кабинета. — Хочу ему напоследок морду расцарапать, давно руки чешутся.

— Ой! — восхитилась Ленка. — Жаль, посмотреть нельзя. Подожди, у него сейчас какая-то шишка сидит.

Я подумала — не устроить ли скандал при «шишке», но решила, что это уже будет перебор и лучше подождать. Ленка по традиции налила мне растворимого кофейку, достала пачку сигарет, и в это время в офис вошел новый посетитель.

В первый момент я его даже не узнала и, только когда он поздоровался с нами высоким блеющим голоском, с удивлением поняла, что передо мной — пресловутый скульптор Афанасий Козлятьев, автор бесчисленных парнокопытных изваяний.

Но как он неузнаваемо изменился!

Вместо длинного грязно-серого свитера из козьей шерсти на скульпторе был аккуратный, хотя и не новый, светло-бежевый пиджачок в розовую клеточку; лицо его, хотя казалось грустным и растерянным, несколько округлилось и порозовело, а самое главное — он лишился основного своего украшения, реденькой козлиной бороденки, которой прежде невероятно гордился.

И еще одно, не менее важное изменение произошло с Афанасием Леонтьевичем: он утратил свой знаменитый, непередаваемый и непереносимый козлиный запах. Правда, от него несло теперь чем-то другим, неуловимо знакомым, но я не сразу поняла, что мне напоминает этот новый козлятьевский парфюм.

— Девочки, дорогие! — расплылся скульптор в улыбке. — Как я рад снова вас видеть!

— Садитесь, Афанасий Леонтьевич, — прощебетала вежливая Ленка, пошире открывая на всякий случай окно, — я вам сейчас тоже кофейку приготовлю.

— Спасибо, спасибо, — Козлятьев устроился рядом со мной, — а у меня-то, девочки, какие неприятности... охладели пошлые европейцы к настоящему искусству, перестали ценить мои шедевры, не покупают больше парнокопытных! Не поймешь их, некультурных конъюнктурщиков: то нравились мои козлики, а то вдруг — смотреть не хотят! Все, что наваял, вернули, всю партию!

— Да что вы говорите? — сочувственно пропела я, в душе переживая тихую тайную радость: справедливость восторжествовала, и Козлятьев больше не будет похваляться на каждом углу, что наводнил живописную Скандинавию своими рогатыми-бородатыми уродцами... Хотя, насколько я понимаю, он и раньше поставлял их исключительно на финские свалки, служа прикрытием для перевозки наркотиков... Тьфу! Я совершенно запуталась в этой скульптурно-криминальной эпопее.

А Козлятьев тем временем продолжал ныть:

— И ведь как покупали! Как покупали моих рогатеньких! Только и повторяли — еще, еще привозите! И вдруг — как отрезало! Видно, чьи-то происки, чьи-то интриги... Не иначе, Васька Баранов подсуетился... И Гена, менеджер мой, тут же исчез, будто его козел языком слизнул. Пока был успех — Гену из моей мастерской не выгнать, а как успех прошел — так пропал, даже телефона не оставил...

Козлятьев пригорюнился, отхлебнул остывший кофе и вдруг, жизнерадостно встрепенувшись, полез во внутренний карман своего клетчатого пиджака:

— А у меня, девочки, гениальная идея. Если эти паразиты козликами пресытились, так, может, начать новый период в своем творчестве?

И Козлятьев протянул нам на ладони керамическую статуэтку, изображавшую розовую толстенькую свинку с лихо закрученным крючком маленького хвостика и румяным девичьим личиком.

И тут я поняла, что мне напоминает новый «аромат» Афанасия Леонтьевича. Как-то в деревне я проходила мимо свинарника, и оттуда пахло приблизительно так же...

Дверь Олешкиного кабинета распахнулась, и из него вышла импозантная внушительная дама приблизительно пятьдесят шестого размера. Дама хранила на лице величие, соответствующее как минимум владелице казино или сети антикварных магазинов. Олешек бежал за ней, как цирковая собачка за цирковым же слоном, что при его комплекции выглядело смешно, и, искательно заглядывая в лицо сиятельной посетительницы, подобострастно мурлыкал:

— Ну, мы можем надеяться?

В дверях офиса дама повернулась к Олешку и неожиданным для женщины густым басом изрекла:

— Надеяться можно всегда!

Как только дверь за посетительницей захлопнулась, Олешек сразу сделался выше и крупнее: из робкого просителя он превратился в грозного начальника. Увидев же меня, он вырос еще вдвое и зарокотал, как июльская гроза: