Фаина Раевская - Семь божков несчастья

— Вот вы об этом и позаботьтесь, — посоветовала подруга перепуганной женщине. Лизку, должно быть, тоже одолевали невеселые мысли по поводу предстоящей встречи с представителями правоохранительных органов. — А мы покараулим…

— Кого? — опешила женщина.

— Не кого, а что, — важно пояснила Лизавета. — Место преступления, чтоб улики не затоптали.

Понимающе кивнув, тетка вышла из кабинета.

— Что-то много трупов стало появляться в нашей жизни, тебе не кажется? Меня это немножко тревожит, — посетовала я.

Лизавета пропустила мою жалобу мимо ушей — в данную минуту она тщательно изучала означенное место преступления, иными словами, таращилась на труп круглыми глазищами.

— Это не самоубийство, — указала подруга на дырку в голове. — Во-первых, нет следов пороха на коже. Как правило, вокруг раны, если стрелять с близкого расстояния, остаются характерные ожоги, а здесь их нет. А во-вторых, нет самого главного…

— Главного? — спросила я, проникаясь уважением к подруге, явившей близкое знакомство с криминалистикой, которой она в студенческие годы предпочитала свидания с перспективными «мажорами».

— Оружия нет.

Я огляделась. В самом деле, ни на столе, ни на полу ничего, что хоть отдаленно напоминало бы пистолет, не было.

— Интересно, а где Симкин хранил свою замечательную коллекцию? — задумчиво протянула Лизавета и переместилась от стола к шкафу-купе со створками из матового стекла. Неужто она думает, что Петр Петрович стал бы хранить ценную коллекцию вот так запросто, без каких-либо супернавороченных замков? На мой взгляд, это верх неблагоразумия. Тем более если в доме бывали студенты-раздолбаи. Кстати, Рыжий вполне мог принадлежать к их когорте.

— Ты что же, собираешься шмон устраивать? — обратилась я с вопросом к Лизке, уже протянувшей руку к створке шкафа явно именно с этой целью.

— А что? — Лизкина рука на миг застыла в воздухе.

— А отпечатки оставишь? Сейчас менты приедут, они все проверять начнут. Им твои пальчики как подарок к Рождеству. У старика наверняка имеется опись нэцке, и если Хотэй действительно из его коллекции… — я умолкла, дав подружке возможность закончить мысль. Лизка с этим справилась и проворчала:

— Не учи ученого, — с этими словами она достала из сумки носовой платок: — Иди, соседку отвлекай, чтоб она сюда не сунулась, а я тут осмотрюсь малость. А то менты припрутся, все улики затопчут…

Я послушно отправилась в коридор, где на полу возле телефона негромко скулила соседка Петра Петровича. Гейтс сидел рядом и тоже издавал какие-то малопонятные утробные звуки.

— Вы в милицию позвонили? — дрожащим голосом спросила я у напуганной женщины. Не переставая скулить, она энергично закивала. Мне стало жаль старушку.

— Может, водички? — проявила я человеколюбие.

Соседка Симкина затрясла головой еще интенсивнее. Я быстренько сгоняла на кухню и вернулась со стаканом в руках. Только попить женщине не удалось: едва она поднесла стакан к губам, как на столике разразился неприятным трезвоном старенький телефон. Взбудораженная нервная система соседки не выдержала, и она, пульнув стаканом в стену, с воплями бросилась вон из квартиры. Следом за ней покинул нас и ее рыжий питомец. Причем с проворностью, неожиданной для его комплекции. Несколько секунд я раздумывала, взять трубку или нет, но в конце концов все-таки решила ответить.

— Елизавета Петровна? — поинтересовалась трубка голосом Зильберштейна.

— Нет, это Виталия…

— Какая еще Виталия?

— Я с Лизаветой сегодня у вас была. Мы нэцке приносили.

— A-а, стало быть, вы ее уже отдали Петру?

— Не совсем, — промямлила я, напрягая весь ум в поисках подходящих слов.

— Что значит «не совсем»? Не морочьте мне голову! — рыкнул Соломоныч. — Позовите немедленно Петра!

— М-м-м… Боюсь, он не может подойти к телефону.

— Почему? Его нет дома? А как же вы проникли в его квартиру?

— Вообще-то, Петр Петрович дома, только как бы и нет его. Словом, он труп, — я наконец смогла произнести правду.

В эфире повисло продолжительное молчание. Я будто даже видела, как Ицхак Соломонович рвет на себе галстук и удивленно моргает своими колючими глазками.

— Нехорошая шутка, барышня, — сдавленно молвил Зильберштейн. — Я так понимаю, договоренности вы не соблюли. Будьте любезны, оставайтесь у Петра, милиция скоро приедет.

— А мы как раз милиционеров и ждем! — порадовала я антиквара. — И еще «Скорую».

На этот раз молчание длилось еще дольше. За это время Лизка выплыла из кабинета Симкина с довольной физиономией и хотела было поделиться новостями, но я сделала страшные глаза и показала ей кулак. Не думаю, что подруга впечатлилась, но зато поняла, что сейчас лучше рта не открывать. Молчание антиквара уже начало тяготить: с минуты на минуту ожидается прибытие милиции, а нам еще надо было ликвидировать следы нашего пребывания в квартире покойного и прикинуться бедными напуганными овечками. И кстати, неплохо бы решить, что следует говорить органам, а о чем лучше промолчать.

— Э-э… девушка… как вас там?

— Виталия, — с готовностью подсказала я.

— Ну да, Виталия. Я так понимаю, что до Петра вы все же доехали, раз я с вами говорю по его домашнему телефону…

Мне почудилось, будто Зильберштейн разговаривает со мной, словно с малолетним ребенком-дауном. Это показалось обидным, оттого я сердито засопела в трубку. Впрочем, Соломоныч не проникся. Он продолжал говорить вкрадчиво и настороженно:

— Но по какой-то причине вы нэцке ему не отдали. Я могу поинтересоваться, по какой?

Ну, и у кого из нас проблемы с головой? Уж точно не у меня!

— Говорю же вам, Петр Петрович сейчас уже не с нами! — досадуя на бестолковость антиквара, воскликнула я.

— Как вы попали в его квартиру?

— Соседка нас впустила.

— Соседка?

— Да! Она с Гейтсом гуляла, а тут мы. Мы с Лизкой малость подрастерялись — вы же не сказали номер подъезда. Кто ж знал, что Симкин в «китайской стене» живет?

— Короче, пожалуйста, — нетерпеливо попросил Ицхак Соломонович. Чувствовалось, что терпение у него на исходе. А чего, спрашивается, так тревожиться? Я и так излагаю в предельно краткой форме. Ладно, хочет покороче — сделаем!

— Мы вошли, а Петр Петрович в кабинете за своим столом сидит. Мертвый… — зловеще сказала я.

— Мертвый сидит? — уточнил Зильберштейн.

— Ага. Словом, мы с Лизаветой думаем, что его убили. Теперь вот сидим и ждем ментов. Ой, в смысле милиционеров.

— Говорил же, оставьте Хотэя мне! — в величайшей досаде воскликнул Зильберштейн, но тут же спохватился и задал главный (разумеется, для него) вопрос: — А что с остальной коллекцией?

Ответа на него я не знала, потому как пресловутую коллекцию даже и не видела. Впрочем, ответить все равно не получилось бы — входная дверь открылась, и моему взору предстали сперва зеленоватая от испуга соседка с истошно орущим Гейтсом, а потом и долгожданные органы в лице неулыбчивого майора лет сорока и двух сержантов с автоматами весьма угрожающего вида. Я имею в виду автоматы, конечно, сами парни были довольно симпатичными, но по долгу службы хмурились и, кажется, готовы были сию секунду нас арестовать. За их спинами с потерянным видом топтался какой-то мужик с невероятно длинным носом. Одет он был в штатское, но отчего-то ощущалось, что он тоже из органов. За ним маялась толстая тетка в линялом халате и мужик в серой майке, которая, как ни старалась, не могла скрыть бесформенного пивного брюха.