Анжелика Горбунова - Тайна Легницкого музея

Если по дороге туда хохотала одна Оксанка, то по дороге оттуда Никольские надрывались дуэтом. Я шла гордо! Я верила в удачу!

Два дня у нас ушло на насмешки друг над другом. Потом мы успокоились и вновь загрустили. Совершались обычные ежедневные дела, на всякие же планы и фантазии Оксанка лишь махала рукой с досады.

Мысли о кладах, да и вообще о чем-то необычном и таинственном давно витали вокруг нас. Особенно усердствовала я, так как с детских лет любила историю, замки и все прекрасное, что связано с ними.

Еще одним поводом к этому послужило обнаружение моей родословной, где встретились такие громкие имена, что даже спустя столько веков мир дышит неровно, произнося их.

Когда мы познакомились с девчонками, они, задетые моими предками за живое, тоже в меру сил попытались выяснить свои корни. Единственное, что удалось узнать достоверно, — в их роду имелись поляки. От этого мы и начали поиск. И с тех пор надежда когда-нибудь поехать в Польшу и удостовериться в этом не покидала нас всех.

В это утро Оксанка копала грядки. Элла собиралась сеять морковь. Копать Оксане было тяжело, ее любимый хондроз давал о себе знать, она скрипела, стонала, но копала. Я пришла к девчонкам за семенами той же моркови, начинался огородный сезон, который я очень любила и поэтому проявляла хозяйское рвение.

Оксанке было жарко, да и не только ей. Май действительно выдался очень теплым. Погода стояла такая, какая обычно бывает в разгар июля. Элла собирала семена для меня и объясняла новый способ посадки.

— Что я нашла! — вдруг закричала Оксанка и присела на корточки.

Мы подбежали. То, что выкопала Оксанка, имело вид кружочка. Металл, из которого сделана находка, не был драгоценным, то есть это не золото и не серебро, а скорее медь или латунь. Предмет был блестящим, но кое-где все же потускневшим от долгого пребывания в земле. В середине кружочка располагалась веточка с листиками. Вещица была довольно красивой и могла служить медальоном. Оксанка тут же бросила копать и занялась чисткой своей находки.

— Откуда она здесь взялась? — спросила Элла. — Может быть, кто-то выковал ее, ведь тут раньше стояла кузница.

Версий было много, но кто знает истинную?.. Главное, нашлась интересная штучка. Мы долго любовались вещицей, затем Оксанка все же продолжила копательные работы, а я, получив семена моркови, поспешила домой.

Мама попросила меня принести корень лугового тысячелистника.

Я позвонила девчонкам. Элла занималась вышиванием, и вообще выходить из дому ей сегодня не хотелось. Мы отправились с Оксанкой.

— Мне с твоими выходками уже сны по теме стали сниться! — сказала она.

— Поделись увиденным! — прошипела я. Я знала, что теперь Оксанка будет пилить меня до скончания века.

Прохохотавшись для вступления, она начала:

— Снилось мне, что я поехала в Польшу, по какой причине — точно не помню. Приехали в какой-то то ли городок, то ли поселок. Название я не запомнила, вроде как на букву «Л» или «В». Музей там оказался, в бывшем господском доме. Зашли мы туда, там портреты, вещи, естественно. И почему-то меня оставили ночевать в этом доме. Легла я спать и вдруг вижу — один портрет ожил! Это мужчина, пожилой, в седом парике, на груди лента с орденами. Подходит он ко мне, а мне и страшно, и интересно. Вот подходит он ближе, и смотрю я, будто мы с ним похожи. И говорит он, что этот дом, имущество, документы и деньги находятся в доме, в тайнике. А тайник вроде я знаю где, и что все наследство — мне одной!

— Да, Оксанка, дела! — протянула я. — Вещий сон! Это не сон даже, а видение!

— Ага, видение! Все это последствия твоих выкрутасов!

— Каких еще выкрутасов? — возмутилась я. — Ничего ты не понимаешь! Есть сны, а есть видения. Сейчас ты созрела для того, чтобы тебе открылись тайны прошлого. А ты, вместо серьезного подхода к делу, зубоскалишь! — бурчала я.

— Да, с твоей фантазией только в Голливуде работать, давно бы посадили! — выдала Оксанка.

— Да ну тебя! — не осталась я в долгу.

Мы уже подходили к месту недавних раскопок. Отдохнувшие губы Оксанки снова приняли горизонтальное положение.

— Выкапывать корень ты будешь, конечно, здесь?

— Естественно!

На этом наша беседа себя исчерпала. Я вонзила лопату недалеко от нашей траншеи. Надо было действовать осторожно, чтобы не повредить корень растения. Работать было неудобно: лопата тяжелая, корень хрупкий.

— Никогда не думала, что у тысячелистника такой сложный корень, как у дуба! — прокряхтела я.

— Чего это ты выдумала? — протянула Оксанка. — У него корень маленький, как у большинства растений.

— Значит, я попала в сплетение корней, никак лопату не провернуть.

— А может быть, клад? — спросила Оксанка ядовито.

Потом мне стало так страшно — я думала, ее глаза действительно выпадут из орбит. Просто мне удалось вывернуть лопату, и Оксана увидела небольшой кисет. Он был таким древним, что из кожаного, каким он, вероятно, был раньше, стал почти каменным. В нем — яснее ясного — что-то лежало.

Мне было не до него. Я не хотела, чтобы у моей подруги выпали глаза и растрескалось сердце. Мой окрик привел ее в чувство. Она быстро взяла себя в руки.

Мы огляделись — никого. Это хорошо. Оксанка сразу предложила бежать домой.

— Подожди. Не так сразу. Давай здесь посмотрим. Вдруг там что-нибудь этакое, нежелательное? — остановила я Оксанкину прыть. Я всегда была подозрительна и осторожна по отношению к находкам, тем более старинным. Древние проклятия меня никогда не прельщали.

Мы еще раз огляделись и, взяв кисет, побежали к кустам. Спрятавшись, мы приступили к делу. Я по своему обыкновению перекрестила находку и разорвала шнур. Это не чудеса моей силы, просто он был таким ветхим, что это не составило особых трудностей.

…Как пишут в романах для детей и юношества, мы с замиранием сердца вытряхнули содержимое на целлофановый пакет.

Как сдержали вопль, мы до сих пор понять не можем… Сначала высыпались монеты. То, что они золотые, сомнений не вызывало, хотя они и были покрыты каким-то налетом. Монет было приблизительно горсти две, а на дне кисета лежали украшения.

Место не являлось подходящим для подробного просмотра. Мы быстро запихали все обратно и побежали домой. О трезвости моего ума говорит тот факт, что я не забыла прихватить и благословенный тысячелистник. Мы не шли, а летели. Мне бы хотелось ехидничать над Оксанкой, как она до этого, но я ей все простила. Мы неслись молча.

Элку мы решили не пугать. Она испугалась сама, когда Оксанка с не подобающей ситуации серьезной физиономией ворвалась в дом, заперев все двери на несколько засовов. Меня она толкала вперед, как героя дня. Элла, в силу своей хронической напуганности, побледнела, как всегда ожидая чего-нибудь ужасного.