Вера Иванова - Мисс Непоседа

От восторга у меня аж руки затряслись. Вот оно, доказательство! И пусть теперь Танюсик попробует сказать, что у нас с Михой не было настоящего свидания!

Я разгладила бумажку на коленке, бережно свернула и убрала в правый нижний карман. Потом вскочила, чтобы отправиться на стрелку, однако рука Сопливого пригвоздила меня к месту.

— Куда? — прорычал он, грозно сверкая глазами. — Не пущу!

— Как? — оторопела я. — А если мне надо?

— Тогда… ладно. Но только чтоб туда и обратно! И больше никуда, поняла?

— Куда хочу, туда хожу! – огрызнулась я, наградив «деспота» крепким тумаком. – И не тебе меня останавливать!

Никто не остановил меня на входе в эконом, никто не погнался и никто даже не узнал — Сеня и Танюсик, обнявшись, крепко спали. Послав им воздушный поцелуй, я уже через несколько мгновений топталась в проеме около туалетов в ожидании Михи. К счастью, долго ждать не пришлось — на одном из кресел последнего ряда что-то зашевелилось, и из-под пледа на меня глянуло два знакомых очкастых глаза. А потом тихий голос вежливо пригласил:

— Присодиняйся!

Я в нерешительности огляделась. Рядом никого не было, и я быстро скользнула под соседний плед.

— Вот, возьми, — прошептал Смыш, возвращая мне дневничок. — Прочитал. Здорово написано! Как в книге. Только почерк у тебя неразборчивый, поэтому я не все понял.

— Неразборчивый? — удивилась я. Почему-то мне всегда казалось, что почерк у меня нормальный и даже красивый.

— Ну да. Местами. А местами ничего. Но я у девчонок часто замечал, что у них почерк меняется. Как я понимаю, это связано с циклическими эмоциональными и гормональными изменениями.

— Но главное-то ты понял? — спросила я, потому что сама ничего про свой почерк так и не поняла. Что вполне объяснимо — когда Фродо начинает умничать, можно спокойно переключаться на другую программу.

— Ну да. Что у вас с Лехой все на мази.

— При чем тут это? — густо покраснела я. — Про самолет прочитал?

— Я до этого не дошел, — признался Холмс. — Перед этим слишком уж интересно было. Зачитался. Говорю же, здорово написано!

Хм-м… Да уж, ничего не скажешь, умеет Миха найти нужные слова! Захотелось тут же выяснить, что ему понравилось больше всего и почему, но надо было думать о деле, и я с сожалением сменила тему:

— Нашим рассказал?

— Про что?

— Про меня.

— Нет пока. Они спят.

— А про парня с места 53С выяснил?

— А как же! — и Фродо с торжеством достал из кармана куртки красную книжечку. — Держи. Это его паспорт.

— Ты украл?! — вытаращилась на него я.

— Не надо громких обвинений. Всего лишь на время позаимствовал.

— Зачем?!

— Но ты же попросила… А так оказалось проще всего, — с самым простодушным видом объяснил Миха. — Он хранит паспорт в заднем кармане джинсов. А при его привычке все время терять что-то и искать на полу…

— Да, я тоже обратила внимание на эту привычку, — вспомнила я. — А в каком кармане он паспорт хранит?

— В левом.

— Значит, он левша? — догадались мы одновременно.

Вот что хорошо с Мишей — мысли у нас всегда сходятся! Как и должно быть у партнеров — или сообщников. Приободрившись, мы обменялись понимающими улыбками и открыли бесценный документ.

Сопливого звали Владислав Сороконогих. Ему было 15 лет, и паспорт он получил в Москве.

— Гадом буду, если его кликуха не Сороконожка! — развеселился Миха.

— Скорее, Сопливый, — хмыкнула я. — Интересно, он Славик или Владик?

— Какая разница? — пожал плечами Фродо.

— Большая, — вздохнула я и быстренько переписала паспортные данные Славика-Владика в дневничок. А потом с признательностью посмотрела на Миху: — Ты не представляешь, как это важно для меня!

— Может, объяснишь, наконец? Почему ты на самолете в таком виде? Как ты попала в бизнес-класс? И зачем тебе нужен этот Сороконожка?

— Но я же все время пытаюсь рассказать, а ты не слушаешь! — рассердилась я. — И дневник не дочитал, а там все написано!

— Ну хорошо, хорошо, слушаю, рассказывай! — Миха укутался поплотнее, и теперь из пледа торчали только его очки.

— Короче, все началось с темных очков. Понимаешь, мы с Танюсиком мечтали о таких все лето…

На этих словах Фродо зевнул и жалобно попросил:

— А если покороче?

— Ну ладно, так и быть. В общем, когда Танюсик купила очки…

— Так. Стоп. Проехали. Давай мы лучше по-другому поступим: я буду спрашивать, а ты отвечать — коротко и ясно. Согласна?

— Ну давай, если тебе так хочется! — согласилась я, удивившись, что Михе неинтересно самое важное.

Наша дальнейшая беседа лишний раз убедила меня, что парни на все смотрят не с той стороны и в проблемах тупят и путают причину и следствие. (Да-да! Когда надо, я тоже могу поумничать!)

Чего, например, стоит первый вопрос Михи.

— Кто такой Сороконожка? — Как будто это и есть самое главное!

— Он мой парень. Вернее, не мой, а Женечки Коростелевой.

— Так! — сказал Наш Самый Главный Холмс и принялся нервно протирать и без того чистые очки. — А кто такая Женечка Коростелева?

— Это я.

— Так!! — сказал Холмс. Он поднял брови и вытянул губы трубочкой, что было у него признаком сильной озадаченности. — А кто же тогда тот, второй? Длинный? Который называл тебя «любимая»? Он что, тоже парень Женечки Коростелевой?

— Нет, длинный — мой. — Я широко улыбнулась, наслаждаясь растерянностью Смыша. До чего же наш умник непонятливый! И как же мило он ревнует ☺

— Так!!! А ты, случайно, не того? Не заболела? — спросил «непонятливый ревнивец» и обеспокоенно положил ладонь мне на лоб. — Ну, этой самой ветрянкой…

— Да ну вас всех! И чего вы ко мне пристали с этой ветрянкой! — воскликнула я, стряхивая его руку. — Все со мной нормально!

— Ладно, ладно, только не ори. Возьми, тебе проще ему вернуть, — он отдал мне паспорт Владислава, и я спрятала его во внутренний карман жилета. — Я могу еще чем-нибудь помочь?

— Да, — кивнула я. — Может, ты и мой паспорт заодно найдешь?

— Твой? — нахмурился Смыш. — А у тебя его нет?

— Нет!

— И куда же он подевался?

— Потеряла! — Я взмахнула руками, но сделала это так энергично, что ударилась о металлическую стенку и зашипела от боли.

— Жесть. — В его глазах вспыхнуло сочувствие, и непонятно было, из-за руки или из-за паспорта. Скорее всего, из-за того и другого, потому что он взял мою руку, подул на больное место, а потом спросил: — А как же ты тогда летишь?

— Зайцем.

Это было все, что я успела сказать, потому что рядом снова возникла стюардесса:

— Мы входим в зону турбулентности. Пожалуйста, вернитесь на свои места и пристегнитесь.

На этом наше свидание закончилось. Подводя итог, можно смело сказать, что оно и вправду было романтическим. Во-первых, потому, что дело происходило в воздухе, на высоте 10 тысяч метров. Во-вторых, все было таинственно, опасно, и нам пришлось усиленно шифроваться. Ну и, в-третьих, потому, что Наш Главный Умник меня ужасно ревновал! Так сильно, что даже не задал самого главного вопроса!