Дарья Телегина - Душные бандиты

Теперь Петруха, выгребя все из шкафа, силился разобраться и вспомнить, как и когда каждый из этих предметов и пакетиков используется. В детстве он тоже ходил в фотокружок. Но занятия в нем оказались непродолжительными: радостно отщелкав целую пленку, Петя засунул ее в специальную коробочку, залил проявителем, выдержал сколько следует и промыл. Не успев или забыв от переполнявшего его счастья влить закрепитель, Петруша раскатал пленку, любуясь удачно вышедшим кадром дерущихся собак во дворе, четким, до последней морщинки, добрым лицом любимой бабушки, дивясь с непривычки ее черной в негативном отображении коже… Внезапно, прямо на его глазах, изображение потускнело… Судорожно вернув пленку на место и с избытком наполнив коробочку закрепителем, Петя уже понимал, что все пропало, что кадры, с любовью выискиваемые в течение месяца, утрачены безвозвратно… С погибшей пленкой желание посещать фотокружок отчего-то тоже сошло на нет — в те годы будущий оперуполномоченный еще не отличался целеустремленностью и усидчивостью…

Отогнав досадные воспоминания детства, Алексеев волевым усилием заставил себя думать только по существу дела, и спустя положенное на фотопроцесс время он вглядывался в те несколько кадров, которые успел отщелкать первоклассник Коля.

«Это, наверное, он сам… — прищурившись, думал опер. — Мама, наверное, сфотографировала… Резко, четко… Стоит, маленький такой, с ранцем… Улыбается… Прямо я в молодые годы… Следующий кадр — что-то невообразимое…» Заправив пленку в увеличитель, он максимально укрупнил изображение, но все равно было непонятно. «Эх, Павлик… Растрясу я тебя еще и на бумагу… Как на плату за хранение…» Произведя все необходимые операции, Петруха со смехом смотрел на фотографию, на которой из-под мятой обложки от шоколадки, почти спрятанная в траве, испуганно высовывала мордочку обыкновенная мышка. «Надо же… Нашел объект… На газоне где-то… Хотя в его возрасте это так интересно! Мышки, собачки…» Быстро отпечатав все кадры — а их и было-то немного, поскольку пленка была куплена за полчаса до убийства, — Алексеев разложил их перед собой и, освещаемый красной фотолампой, которую давно уже можно было выключить, внимательно разглядывал, перекладывая с места на место.

«Инкассатор… Терминатор, в его понимании… Узнать можно, но чуть засвечено… Конечно, в семь ли лет в выдержках-диафрагмах разбираться! А дальше вообще ерунда… Резко и четко — угол дома вдали; видимо, объект находился именно там… Но что за придурок влез в этот момент между фотоаппаратом и убийцей! Все дело испортил… Шатаются туда-сюда… Ноги бы оторвать, если не сказать иначе… Это… Это точно она… Убийца… если она, конечно, женщина… Со спины, в длинном плаще, шляпе… Бежит, а потому вышло нерезко… Кто угодно может быть! Меня так одень — и я подойду! Рост… вроде бы самый обычный… Не разберешь… Так… То же самое, только она еще дальше отбежала… И еще более размыто… Бред… Старался, старался, а результатов никаких! Ни „за“, ни „против“… Может, хоть поощрят как-нибудь за проявленную инициативу? Ускорение процесса расследования? Когда еще эта пленка была бы готова, а все сидели бы и возлагали бы на нее большие надежды… Чушь… Короче, начнем опять с нуля… В первый раз, что ли?» Он встал, нехотя свернул фотодеятельность, кое-как убрав все на прежнее место, и направился к телефону. Набрав несколько цифр, он с досадой опустил трубку: «Нет. Если она здесь ни при чем, а это, скорее всего, так, я с этим звонком… Поздновато для напрасного беспокойства… Можно и завтра…» Завершив этим размышлением полный забот день, Алексеев отправился спать.

«Кто это там, вдали? Так стремительно несется? И почему все вокруг взволнованно гудят? Плащ, шляпа! О! Точно! Скорее! Сейчас проходными уйдет!» — мелькнуло у Петрухи, и он с ходу включился в погоню. Таинственная особа в длинном плаще цвета «хаки», изящно перепрыгнув большую лужу, скрылась в подворотне. Но опер, знающий если не все проходные дворы на своей территории, то уж по крайней мере многие, не оплошал и, уже упустив из виду беглянку, наверняка знал, куда она сможет добраться, срезав таким образом угол. Он бежал, резко отталкивая попадающихся на пути прохожих, которые почему-то не падали, а, напротив, горячо благодарили Алексеева, посылая вслед ему воздушные поцелуи, которых он, впрочем, не мог увидеть; иные громко ободряли его: «Так держать! Не робей, Петруха! Догоняй, догоняй ее! Мы верим — у тебя все, все получится!»

Выскочив на Московский проспект, Алексеев прищурился и тотчас же заметил на другой его стороне мелькнувшую в толпе ту самую шляпу. В бешеном темпе двигаясь следом, он оказался у входа на станцию метро «Садовая». Ступеньки круто уходили вниз, и полы длинного плаща исчезли за поворотом, ведущим в глубь станции…

В два прыжка, будто усатый брат Марио из одноименной компьютерной игры, перескочив ступеньки, Петруха ринулся вперед и едва успел затормозить перед глухой кирпичной стеной, представшей перед ним. На поверхности кирпичей красовалась мраморная доска с аккуратными золотыми буквами.

«„Масонский храм“, — с удивлением прочитал Алексеев. — Что же это значит? Как же мне ее догнать? Куда она делась? Как пройти дальше?» — теснились в его голове вопросы. Он недоуменно огляделся и, встретившись взглядом с каким-то иссушенным старичком в мятой длинной одежде и огромных солнечных очках, закрывающих почти все лицо, сразу же получил ответ, не успев вопросить вслух.

— За фасад! Туда, за фасад! — дребезжащим голосом выкрикнул старичок, махая костлявой рукой куда-то вперед. Алексеев посмотрел в указанную сторону, ничего нового не обнаружил, но сделал несколько шагов — и через несколько мгновений глухая кирпичная стена оказалась уже у него за спиной.

Впереди находился эскалатор, но попасть на него можно было, лишь минуя турникеты. По привычке потянувшись за удостоверением, опер выругался, вовремя вспомнив, что искать его при себе бесполезно. Охлопывая карманы в поисках денег или жетона, он наткнулся на сделанные накануне и все еще мокрые, слипшиеся фотографии. Заметив их, контролер удовлетворенно кивнул и сделал приветливый жест, приглашая опера проследовать на эскалатор.

Петруха бросился к нему.

— Погодите! А хлеб-соль? — жалобно воскликнул контролер, но опер только отмахнулся:

— Некогда! На обратном пути!

Все эскалаторы — а было их отчего-то целых пять — работали на подъем. Но догадаться об этом сразу было трудно: множество пассажиров стояли на них лицом вниз, будто бы самодвижущиеся ступени двигались в недра земли… Подойдя к эскалатору вплотную, Петруха едва не был сбит плотным потоком пассажиров, уверенно пятившихся наверх… «Бр-р-р!» — замотал головой опер и, схватившись за поручень, прыгнул на эскалатор, распихивая людей, и устремился вниз вопреки механическому ходу лестницы…