Людмила Милевская - Джинн из консервной банки

Повернувшись на кровати, она охнула от внезапной боли. Ольга никогда не рожала, но сразу поняла, что начались схватки.

«Ну вот и пришла пора, – подумала она. – Скоро появиться на свет тот, в чьей любви не придется сомневаться. Он никогда не причинит мне смертельного зла, он способен только на детские шалости».

Ольга с усилием нажала на кнопку звонка и сказала появившейся почти мгновенно мадам Каррэн:

– Не надо кофе. Позвоните доктору Моррису. Пусть он позаботится о том, чтобы меня доставили в больницу. Скажите, что схватки начались.

Мадам Каррэн испуганно кивнула головой и поспешила выполнить распоряжение.

Ольга гладила себя по животу и ласково приговаривала:

– Сейчас, мой маленький Луи, потерпи, ангелочек, уже скоро ты будешь в объятиях своей дорогой мамочки. Я знаю, сыночек, знаю, что ты уже любишь меня и будешь любить, несмотря ни на что, всегда, с самого своего рождения. Только ты, ты один, тот единственный человек, которого я могу не бояться в этом мире. Только ты, мой малютка-Луи.

Роды были тяжелыми, длинными и изматывающими. Ольга лежала на операционном столе безучастная ко всему. Время от времени сознание возвращало ее к действительности, но тут же уплывало в сгущающийся мрак небытия.

Раздавшийся плач младенца она не услышала, как не услышала и голос врача:

– Уф-ф! Мальчик! Прелестный малыш, а тяжелый какой. Настоящий богатырь. Как жаль, что не удастся спасти его маму.

Акушерка приняла младенца, подняла его над головой и грустно спросила:

– Как она хотела его назвать?

– Луи, по-моему, – ответил доктор.

– Здравствуй, Луи, ты еще не знаешь, что, являясь на свет, убил свою маму.

И все же Ольга не умерла. Жадно цепляясь за жизнь, она удивила врачей. Ее сердце снова забилось тогда, когда в это уже никто не верил. Реаниматоры изумленно радовались и разводили руками. Бригада интенсивной терапии была потрясена. Врачи не знали, что за секунду до смерти Ольга (впервые в жизни) обратилась к Богу.

«Господи, – мелькнула в ее гаснущем сознании отчаянная мысль, – Господи, неужели это конец? Не дай мне, о, Боже, уйти, не покаявшись и не постигнув, что я здесь натворила! Что и зачем? Позволь, Всевышний, найти мне, глупой, ответы на эти страшные вопросы!»

Или Бог Ольгу услышал, или так живуча оказалась она, но возможность найти ответы ей предоставилась. Лежа в реанимационной палате, она мучительно вспоминала когда и с чего все это началось. Жизнь мелькала перед глазами: вот мама, вот папа, вот первый священник, грозящий хитрым коварным дьяволом желаний. Она не вняла предостережениям, не послушала его, не поверила…

«Когда же это началось? – гадала теперь Ольга. – Ведь все, что со мной произошло, имело начало».

Она мучительно копалась в памяти и обнаруживала там одни лишь свои желания. Их было много, много-много с самых юных лет. Все эти желания ей, родившейся заново, теперь казались нечеловеческими. Появился вопрос: «Зачем внезапно смертному человеку надобно так много желать?» Ольга возненавидела все то, чего раньше страстно хотела.

«Да, это они, они толкали меня на злодеяния, мои желания. Видимо прав святой отец: в этом мире вершат преступления не люди, а их желания. Желания», – подумала Ольга.

И в этот миг дверь распахнулась; на пороге показалась нянька с младенцем, с ее сыном, с ее Луи. Луи громко заплакал: он желал материнского молока.

A PROPOS фр. – кстати.

МОВЕТОН фр. – дурной тон.

Сервильный – раболепный, рабски угодливый.

Парфорс – колючий ошейник для охотничьих и служебных собак.