Таня Танк - Няка

– Извините, но это не имеет к вам никакого отношения, – холодно отвечал Гольцев, не удостоив ее взглядом.

– Зато это имеет отношение к прокуратуре, – и, напевая под нос, Зинка направилась к выходу.

– К прокуратуре? Что вы этим хотели сказать? – метнулся за ней директор клуба. – Кажется, разбитое окно не бог весть какое прегрешение…

– Я понимаю, что вы цепляетесь за каждую возможность заговорить со мной, – насмешливо отвечала Зинка. – Но зарубите уже себе на носу: я никогда не полюблю вас. Терпеть не могу навязчивых мужиков, да еще охотников за голубыми лилиями. Кстати, можно поинтересоваться: вы ее добыли-таки? Ну, в 2006 году? В Каракумах?

Гольцев встал как вкопанный.

– А еще мне было бы очень интересно узнать, – продолжила Зинка, – каким ветром и с какой целью вас в прошлую пятницу занесло на юбилей химфака?

– Моя жена… она его выпускница…

– Не прячьтесь под бабьей юбкой. Вы-то к химии каким боком? Вот именно, никаким. Зато от внимания моих агентов не ускользнуло, что вы весь вечер терлись около рюмки небезызвестного в городе представителя законодательной власти. А потом, не удовлетворившись этим, склоняли его к продолжению попойки уже на лавке. Спрашивается, зачем?

– Ничего подобного… я не терся…

– Ваше счастье, что я сейчас очень спешу и не могу выслушивать ваши многословные оправдания. Но я вернусь, и мы еще потолкуем. Да ведь, Максим Александрович?

Не успел Гольцев что-либо ответить, как Рыкова хлопнула дверью.

– Костик, ну я же сказала: как Зина что-то выяснит, так тут же сообщит. Ну переключи мысли на что-нибудь другое. Не нужно изводить себя.

– Да у меня этот белобрысый из головы не идет, – с досадой отвечал Стражнецкий. – И зачем ты мне только о нем напомнила? Я бы так и думал, что это была моя предкоматозная галлюцинация…

Это был первый день, когда Стражнецкий почувствовал себя чуть получше. Несмотря на то, что с отравления пошли уже десятые сутки, ему продолжали одну за одной ставить капельницы. И хотя больной еще в пятницу заикнулся о том, что хотел бы долечиться дома, врачи и думать об этом запретили.

– Еще три недели торчать здесь! – психовал Костик. – Да я такими темпами просплю все царство небесное!

– Ты только что одной ногой стоял в могиле, – напомнила ему Алина. – И уже спешишь вновь окунуться во всю эту суету. Посмотри на то, что случилось, с другой стороны. Это дано тебе как испытание…

– И я прошел его! Мой организм справился даже с таким ядом, и я вновь готов к бою.

– Я не про это, – чуть разочарованно произнесла Корикова. – Вспомни, что ты говорил несколько дней назад.

– Я много бредил, да?

– Бредил, – горько усмехнулась Алина. – Может, ты и бредил. Но я бы предпочла, чтобы ты провел в такому бреду всю оставшуюся жизнь. Ты, наконец-то, задумался о том, кто ты, что ты и для чего ты. А сейчас ты торопишься вернуться к прежней жизни, чтобы продолжить начатые дела. Многие из которых, может, и продолжать не стоило бы…

– Я не отказываюсь ни от чего, что… – начал Стражнецкий, но тут же замолчал, поскольку в дверях появился невысокий полный мужчина с пытливыми темными глазами. На его плечи был накинут белый халат, а в руке он держал кожаный портфель.

– Давид Маркович, какими судьбами, – заулыбался Костик. – Присаживайтесь поближе. Алина, познакомься, это мой адвокат.

Корикова вскочила, уступая гостю табуретку возле постели.

– Очень расстроен вашей болезнью, но мне только что сказали, что вы идете на поправку, – улыбнулся юрист. – Поэтому я счел возможным сообщить вам некоторые новости касательно наших дел.

– Я весь внимание, – глаза Стражнецкого горели нетерпением.

Марк Давидович продолжал сдержанно улыбаться, но выжидательно молчал.

– А, понял! Вас смущает, что мы не одни? – рассмеялся Стражнецкий. – Прошу вас, начинайте. Алина это мой самый близкий и родной человек, у меня нет от нее никаких секретов.

К сердцу Кориковой горячо прилила радость. Еще минуту назад ей показалось, что Костик готов отказаться от своих обещаний. Но нет, нет… Как она могла такое подумать? Он любит ее, послушен ей, и с божьей помощью она выведет его на верный путь, к правильной, честной жизни…

– Очень рад, – Давид Маркович пожал Алине руку. – Итак, по первому вашему запросу могу сообщить следующее. Брачный контракт с Екатериной Николаевной Пащенко признан подлинным и подлежит исполнению. Однако Николай Юрьевич Пащенко в интересах дочери подал в суд иск с просьбой признать то, что договор был подписан под нажимом. Конечно, доказать что-либо навряд ли удастся, но будьте готовы к осложнениям и затягиванию бракоразводного процесса…

– Вот как? Под нажимом? – рассмеялся Стражнецкий. – Будет забавно посмотреть, как они это будут доказывать. Да она сама…

– Костя, – неожиданно громко сказала Алина, – ты с ума сошел! Ты же обещал мне, что отка…

– А, я это обещал? – Стражнецкий был обескуражен, но тут же перевел все в шутку: – Представляете, Давид Маркович, за несколько дней, проведенных в бреду, я наобещал людям такого!.. Но раз Алина настаивает, то да, так тому и быть.

– Я ни на чем не настаиваю, – тихо сказала Корикова. – Это было твое решение.

– Поясните, пожалуйста, суть вашего решения, – напомнил адвокат.

– Ну… – нерешительно начал Стражнецкий, – в общем, ничего мне не надо.

– Вообще ничего?

– Нет, по контракту, – хмуро отвечал Стражнецкий. – Но квартиру делить придется по-любому. Не бомжевать же мне!

– Мы же решили, что переедем ко мне, – кротко напомнила Алина, – а потом что-нибудь придумаем. Возьмем ипотеку, съедемся с твоим папой, наконец. Он уже в таком возрасте, что ему нужно внимание…

– Вы все слышали, Давид Маркович, – Стражнецкий словно окаменел. – Пусть будет так, как сказала эта святая женщина.

– Хорошо, хорошо, – забормотал адвокат. Как ни старался он замаскировать удивление, оно сквозило буквально из каждой его поры. – Перейдем ко второму делу?

– Точно! У нас есть еще второе! – оживился больной. – Что там? Есть шансы? Не может быть, чтобы не было. Должен же я, черт возьми, быть как-то вознагражден за свое благородство в отношении Екатерины Николаевны!

– Человек, о котором вы запрашивали, жив. В пятницу я получил сведения о том, что он вышел на связь с нотариусом.

– Вот как?! Я-то думал, что он пропал без вести. Но где же он болтался столько времени?

– Известие о смерти жены застало его в экспедиции неделю назад. Похоже, он еще выбирается оттуда. Идет пешком, едет на любом попутном транспорте, будь то телега или собачья упряжка… Мне рассказали, что он убит горем. Он очень любил свою жену…

– За такие деньги я бы кого хочешь полюбил, – пробормотал Костик. – И что, Давид Маркович? Каковы наши дальнейшие действия? Вы же знаете, что я покойной тоже не последний человек. Конечно, при таком раскладе претендовать на все наследство не приходится (тут Костика передернуло, как будто ему в поджелудочную вступил панкреатит), но хоть что-то я могу получить?