Пьер Сувестр - Фантомас – секретный агент

— Мой друг Жюв не подвергается никакому риску? — спросил он. — Умоляю вас, скажите мне правду, потому что, если я на свободе…

Но де Наарбовек не дал ему говорить:

— Внимание, господин Фандор! Может быть, вы забыли, что сбежали и что в данную минуту ваше бегство уже обнаружено… Не будьте так самоуверенны! А кроме того, не тревожьтесь о судьбе вашего друга Жюва.

Затем он резко сменил тему:

— Вагалам, у которого мы находимся, имел сотрудника, вернее, сотрудницу. Это была молодая особа, которую вы знали, мадемуазель Берта, иначе Бобинетта. У Бобинетты были недостатки, серьезные недостатки, но мир ее праху, не будем об этом более говорить, она их искупила!

Встревоженный Фандор спросил:

— Значит, Бобинетта умерла?

У него мгновенно возникла мысль, что молодая женщина погибла от руки неуловимого и таинственного убийцы, которого не удавалось даже увидеть… Но в этот момент стенные часы пробили десять, с последним ударом свет вдруг погас, и мастерская погрузилась в глубокий мрак.

Не успел Фандор сообразить, что произошло, сделать хоть один жест, как почувствовал, что его схватили, сначала закутали в покрывало или какое-то большое полотнище, а потом с невероятной грубостью связали, лишив его возможности двигаться.

Таинственные руки надели ему на лицо что-то вроде маски, нахлобучили что-то, вероятно, шляпу, на голову; затем Фандор понял, что его привязывают к одному из столбов, стоявших в мастерской от пола до потолка.

Совершенно ошарашенному журналисту показалось, что он слышит далекий голос:

— Как умерла Бобинетта, так умрешь и ты… от руки Фантомаса!!!

Действительно ли он слышал эти слова? Не галлюцинация ли это, не сам ли он кричал? Ведь Фандор, мысли которого до сих пор были заняты Вагаламом, вдруг подумал о Фантомасе.

Напрасно стараясь освободиться, порвать связывавшие его веревки, Фандор вспомнил о бароне Наарбовеке и, невзирая на возможный риск, крикнул:

— Наарбовек, ко мне!

Ответа не было; через какое-то время Фандор услыхал далеко, очень далеко от себя, приглушенные вздохи. Потом мастерская снова осветилась. Стало все видно! Можно было действовать!

Фандор, глаза которого не были завязаны, хотя лицо покрывала плотная маска (он чувствовал ее прикосновение к своей коже), живо оглядел таинственную мастерскую, где только что произошли такие необыкновенные события. Но перед ним было зрелище еще более потрясающее.

На пороге двери, которую он сперва не заметил, неподвижно, сурово стоял человек, при виде которого Фандор едва не потерял сознание. Ибо он видел уже этого человека, это странное, загадочное, грозное существо, он видел его — о! всего два или три раза в жизни и всегда лишь на мгновение, — но при столь трагических обстоятельствах, в таких необычных случаях, что этот облик навсегда запечатлелся в его памяти…

Без сомнения, это был его широкий черный плащ, его капюшон, его маска…

Перед Фандором стоял Фантомас.

Фантомас!

Журналист сделал отчаянную попытку порвать свои путы. Но, делая нечеловеческие усилия, от которых сгибались его плечи, не сводя глаз с ужасного Фантомаса, Фандор заметил, что неуловимый бандит делает точно те же движения, что и он. Журналист присмотрелся внимательнее и увидел веревки, связывающие ноги Фантомаса, сковывающие его тело!

Вдруг Фандор вскрикнул. Не сон ли это?

Может быть, он спал и проснулся? Не сошел ли он с ума? Да кто же перед ним? Он сам, Фандор, вернее, его отражение в зеркале, стоявшем в нескольких метрах от него. Фандор… у которого был облик Фантомаса!

— Что же вы решили, мадемуазель? Предпочитаете разноцветные кокарды или ленты того же оттенка? У нас есть и то и другое, на выбор, из сатина лучшего качества!

Так как Вильгельмина де Наарбовек колебалась, продавщица из «Дамского рая», которая в этот вечер в доме барона показывала девушке разные товары, продолжала:

— Кокарды разных тонов идут очень хорошо, они забавные, но ленты тоже производят прекрасное впечатление, и они более изысканны.

Чтобы ответить что-нибудь, приемная дочь барона де Наарбовека сказала:

— Пожалуй, я возьму и то, и другое.

Продавщица «Дамского рая» разложила перед молодой девушкой весь ассортимент товаров для бала.

— У нас сейчас есть смешные бумажные чепчики, — говорила она, — чтоб покрывать папильотки; это совсем ново и очень забавно. У нас есть и маленькие саше с рисовой пудрой…

Вильгельмина де Наарбовек, которая, казалось, совсем не думала о выборе аксессуаров для котильона, кратко принимала или отвергала предложения продавщицы. Последняя все больше удивлялась равнодушию клиентки. В конце концов Вильгельмина поняла, что говорит невпопад, с минуту подумала и, наконец, сказала решительно:

— Боже мой, мадам, ведь мой отец, барон де Наарбовек, предоставил вашей фирме кредит на доставку нам костюмов для котильона. Вы лучше меня знаете, что для этого нужно; я прошу вас, выберите сами и пришлите нам счет.

Продавщица рассыпалась в уверениях: мадемуазель де Наарбовек может не сомневаться, никогда еще не было более элегантного, изысканного, богатого котильона, чем тот, который будет у нее. В глубине души продавщица, весьма довольная тем, что Вильгельмина так облегчила ее задачу, удивлялась: почему эта девушка, которая могла выбрать что угодно, совершенно не проявила интереса к котильону и балу, который, вероятно, давали в ее честь?

— Ах, если бы все клиентки были такими, как вы, мадемуазель, — сказала молодая женщина, собирая товары, разбросанные по столу, — и мы могли бы осуществлять свои идеи, мы создавали бы восхитительные вещи!

Вильгельмина молча улыбалась; продавщица спросила ее:

— Мадемуазель, мы делаем одинаковые розетки из лент для вас и вашего партнера в котильоне. Не можете ли вы мне сказать, какого роста этот господин, потому что мы должны подогнать длину лент?

Вильгельмина вдруг вздрогнула и, казалось, взволновалась. Грустная мысль пришла ей на ум. Увы! Ее партнером в котильоне должен был стать Анри де Луберсак!

Девушка надеялась во время бала представить блестящего офицера обществу как своего будущего жениха. Но произошла тягостная встреча в церкви Сен-Сюльпис, после которой светские отношения, так же, как и любовные, казались окончательно порванными. Кто же поведет ее в котильоне? Да разве теперь это важно для нее?

Вильгельмина ответила изумленной ее равнодушием продавщице:

— Ей-богу, мадам, я не знаю роста моего партнера по той простой причине, что не знаю, кто он.

Продавщица ушла; Вильгельмина де Наарбовек, поднявшись в библиотеку, оставалась там, грустная и задумчивая.

Девушка была одна в большом доме; ее отец все еще был в отъезде, мадемуазель Берта исчезла, и вокруг Вильгельмины были только слуги, которых она держала на расстоянии.