Оксана Обухова - Танцуют все

— Я не люблю выяснять отношения. Это пошло.

— Фу-ты, ну-ты, сама ослица упрямая.

— С такой любовью к зоологии тебе бы, Алиса, в ветеринары…

Ал иска хотела ответить что-то язвительное, но вспомнила о «Красной стреле» и полезла целоваться.

— Наденька, лапушка, — всхлипнула стихия, — я скучать буду… А ты?

В горле запершило, я шмыгнула готовым потечь носом и от избытка чувств огрела Фомину по спине. Та поморщилась и пробормотала:

— У твоего медведя скоро второй глаз отвалится… Прислать из Амстердама нового?

— Ага. И пакетик марихуаны. Вернешься, обе на нарах будем париться.

Дабы не разрыдаться, Фомина дотянулась до радио и нажала кнопочку; из динамиков понесся канкан Оффенбаха.

— Хорошо, не похоронный марш, — проскулила я. — Очень бы соответствовало.

— Не реви, подруга, — Алиска изо всех сил старалась выглядеть. — Хоронить нас рано… и почему бы не под канкан? Представь, все кладбище рыдает, а у моей ямы народ пляшет. Пришлют похоронку, намекни трубачам, чтоб Оффенбаха сбацали. Договорились?

— А то.

На этой трогательной ноте мы и расстались.

Я стояла у окна нашей комнаты и смотрела, как непривычно худая без балахона Фомина с сумкой наперевес сайгачит через темный двор, и думала. Правду она рассказала об Игоре или нет? Если да, то я ослица. Я почти приучила себя ненавидеть, но удивительно, как легко вспоминается прежняя любовь.

На Алису Фомину я обратила внимание еще при вступительных экзаменах. Все иногородние абитуриенты, размещенные в общежитии Бауманки, тряслись и страдали невыносимо. Нервная обстановка, взвинченные до предела парни и девушки зубрили, повторяли, слонялись из угла в угол и пили капли. Девица в просторном балахоне книг в руки не брала, равнодушно ходила на экзамены и получала «отлично» у преподавателей, славящихся железобетонной непробиваемостью.

Профилирующие предметы — математика и физика — меня беспокоили мало. Но страх перед сочинением подсадил на капли, как и все общежитие. Москвичи, «отрепетированные» членами приемной комиссии и закончившие подготовительные курсы, демонстрировали спокойствие и выдержку патрициев. Фомина держалась особняком, на сплетни и разговоры «за жизнь» не велась, но почему-то однажды вечером подошла ко мне и села рядом на лавочку в сквере.

— Трясешься?

— Угу, — у меня на коленях лежал толстенный справочник «300 лучших сочинений».

— Косяк забьем? Поможет…

— Кого? — не поняла я.

Алиса не стала ничего объяснять, достала из складок балахона подозрительную папиросу, несколько раз затянулась и протянула мне.

— Не курю, — я дернулась, и справочник шлепнулся на землю.

— Насильно в рай не тянут, — пробормотала странная девушка и расслабленно откинулась на скамейке.

Я косилась на соседку и стремительно шуршала извилинами — удрать сразу или посидеть немного для приличия. Но девушка в балахоне давно меня интриговала, и я отважно осталась на месте.

— Говно трава, — вдруг пробормотала девица, швырнула окурок в урну и протянула руку: — Алиса Фомина.

— Надежда. Боткина, — представлялась я всегда с расстановкой, произнесенные скороговоркой имя и фамилия часто вызывали смешки.

Алиса с иронией посмотрела мне в глаза, по-моему, хотела сказать «бывает», но передумала.

— Ты откуда?

— Да так, — уклончиво ответила я.

— Из деревни, — сама себе утвердительно произнесла Алиса. — А я из Питера.

— В Питере своих институтов не хватает? — я действительно сильно удивилась.

Вместо ответа Алиса достала из сумочки лаковую миниатюру и протянула ее мне:

— Знакомый писал… мой портрет. Из-за него из Питера сдернула.

На завтра был назначен экзамен по русскому и литературе. Этого испытания я боялась до тошноты и никак не предполагала, что вместо отдыха и сна смогу протрепаться на лавочке до первых петухов.

Впрочем, треп пошел на пользу, от новой знакомой я заразилась таким равнодушием, что экзамен сдала, как запрограммированный на «отлично» киборг.

С тем же показным равнодушием я нашла свою фамилию на стенде в списках принятых в студенты. Вокруг бушевала толпа будущих и несостоявшихся бауманцев, народ собирался в кучки, кто-то звонил по сотовому телефону: «Мама! Меня приняли!!» — кто-то рыдал… Фомина нашла свою фамилию, пробормотала: «Не повезло» — и замерла, грустя о брошенном в Питере Кире. Любимой тете Алиса пообещала, что если поступит, то останется в Москве и выбросит из головы все, кроме учебы.

От одной из группок отбился высокий худой блондин и подошел к нам.

— Алиса, поздравляю.

— Не с чем, — пробормотала подруга и ткнула пальцем в мою сторону. — Познакомься, это Надежда.

— Игорь Понятовский, — представился блондин. Друзья, которых он только что оставил, звали его обратно, шумели, махали руками, и, внезапно решившись, Игорь произнес: — Отмечать будете? Если да, то поехали с нами, ко мне на дачу. Будем мы, природа, шашлыки и «Киндзмараули».

— Подготовился, — усмехнулась Фомина. — Заранее знал, что поступишь?

Игорь смутился.

— Ладно, поехали… папин сын.

И Алиска невозмутимо пошагала к автомобилю Понятовского.

Я трусила сзади. Через полгода Игорь назовет нашу дружбу «аншлюс».

В тот день сбилась наша компания из десяти человек — Фомина, Боткина, Гоша Понятовский, Лина Синицина, Соня Голыптейн, Вика Полякова, Дима Фурцев, Артем Соколов, Павел Вахрушев, Антон Солецкий. Все, кроме нас с Фоминой, коренные москвичи. Родители Гоши Понятовского и Лины Синициной даже дружили с детства.

В дачный поселок, окруженный корабельными соснами, компания приехала на двух машинах. На полянке за домом пылал заваленный дровами мангал. За ним приглядывал сосед Понятовских по даче — Митрофан Оболенский, в то время начинающий диджей одной из столичных радиостанций. Остроумный развязный парень, с которым Фомина моментально нашла общий язык.

Праздник по поводу зачисления получился отменный. Новоиспеченные студенты-физики пили, ели, кого-то тошнило в кустах, Соня целовалась с Фурцевым, Вика добивалась Соколова, Алиса флиртовала с Митрофаном, Лина давилась шашлыком, глядя, как друг детства Игорек обхаживает провинциальную Надежду. Не так собиралась Лина Синицина отдохнуть в тот день. Красивая и стервозная Лина не привыкла делиться мужчинами. Возникшие из ниоткуда провинциалки уводили лучших — Фомина очаровала Оболенского, вокруг меня вращался Гоша.

Не выдержав, Лина принялась дерзить. Со мной у нее этот номер мог пройти, но Фомина так отбрила красотку, что та с горя пошла целоваться с Антошей Солецким. Думала, отомстит. Оказалось, упустила инициативу.

— Господа студиозусы, — поднял очередной бокал «Киндзмараули» Гоша, — через несколько дней, в пятницу, у меня день рождения. Приглашены все. Надеюсь, приедете.