Ирина Павская - Мужчина-вамп

Продуктовая тележка быстро наполнялась. За время работы у Подлубняка Матвей хорошо изучил вкусы своего патрона и никогда не прокалывался. Вот и теперь быстро расплатился в кассе, подхватил яркие пакеты и бегом к машине. Кинул покупки в багажник, легко прыгнул за руль, вставил в автомагнитолу любимый диск хозяина. Салон заполнила спокойная мелодия в исполнении оркестра Поля Мориа. Но Подлубняк вдруг поморщился и коротко приказал:

— Не надо музыки. Выключи!

Это тоже было непривычным отклонением от ритуала. Обычно Алексею Михайловичу нравилось негромкое музыкальное сопровождение в дороге.

Так и доехали до Луговой в полной тишине. Здесь, на окраине города, в новом многоэтажном доме некоторое время назад Подлубняк купил небольшую удобную квартиру. Своего рода личную трехкомнатную гостиницу. Собственные «номера», о которых знал только узкий круг избранных. Тут вдали от нескромных глаз он расслаблялся и становился самим собой.

Лифт взметнул двух мужчин на последний этаж и выплюнул их на чистую лестничную площадку. Распахнулась ничем не примечательная дверь, и мир тайных желаний принял своего обитателя.

— Мотя, включи кондиционер и приготовь пожрать чего-нибудь. А я отдохну пять минут. Устал сегодня как собака. — Подлубняк откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза.

— Сейчас, Леша. Я быстро. — И Матвей начал тормошить пакеты.

На этом трехкомнатном островке суровый хозяин Алексей Михайлович Подлубняк превращался просто в Лешу, доступного, равного и любимого. Матвей выложил на тарелки мясную нарезку, распаковал французский печеночный паштет, сорвал крышку с банки маринованных грибков и ловко свинтил металлическую пробку водочной бутылки.

— Прошу. — Он шутливым жестом указал на стол.

Подлубняк поднял тяжелые веки:

— Налей и иди сюда.

С двумя полными рюмками Матвей осторожно, чтобы не расплескать, подошел к дивану. Подлубняк выпил свою порцию молча, без всяких тостов. Нехотя зажевал кусочком мяса и вытащил из кармана пачку сигарет:

— Дай-ка прикурить, Матюша.

В руках у водителя громыхнул коробок спичек.

— А почему моим подарком не пользуешься? — спросил обиженным тоном Алексей Михайлович. — Не нравится?

— Извини, дома забыл, — безмятежно улыбнулся парень. — Вытащил, чтоб заправить, и забыл.

— Значит, дома. Ну-ну. Эх, Матюша, лучше бы ты эту зажигалку потерял.

Взгляд водителя беспокойно метнулся в сторону, красивые губы плотно сжались и побелели.

— Да, лучше бы потерял. Или хотя бы сказал так. Что ж ты мне даже лазейку для сомнений не оставил?! — грустно заметил Подлубняк и потер большой ладонью лоб. — Плесни еще. И себе тоже. — Он протянул парню рюмку.

А когда тот отошел к столу, сказал негромко:

— Помянем Кирочку, тобой жестоко убитую. Слышишь, Мальвина!

Бутылка, как живая, вырвалась из рук парня, и водка, радостно булькая, полилась на стол, а потом на пол.

— Леша, ты… что… — Матвей медленно обернулся и замер. В руках Подлубняк держал зажигалку, украшенную вензелем «М от Л». Он одним щелчком выбил из нее голубоватый огонек пламени, прикурил и сказал, словно удивляясь:

— Смотри-ка, полная. А ты говоришь, заправить надо.

Кольца сигаретного дыма нехотя поднимались вверх и таяли под самым потолком.

— Ну что, потолкуем, мой мальчик. Давай рассказывай и не юли. Я и так все знаю. Но только хочу, чтоб ты сам… Мы ведь не чужие, правда? А, Мальвина?

И в этот момент с Матвеем что-то произошло. Парень вздрогнул, как от удара, выпрямился, большие черные глаза загорелись жестким огнем.

— Не чу-у-жие! — протянул он насмешливо. — Ну да, когда тебе на Луговую хочется, тогда не чужие. А все остальное время — Кирочка да Кирочка! В праздники Матюшу побоку, заграничные курорты тоже только для нее. А я чем хуже! Так она еще смеялась надо мной, унижала. Я ее предупреждал, чтобы убиралась к мамочке, пока не поздно. Сама во всем виновата.

Подлубняк ошеломленно слушал, глядя, как на безупречном лице Матвея проступает непривычное, почти безумное выражение. А парень между тем продолжал лихорадочный монолог, словно забыв о присутствии хозяина:

— Да черт с ними, с курортами. Мне от тебя и не надо ничего, только внимания побольше и верности. Я же не проститутка, вроде этого рыжего. А ты… «Матюша, отвези нас на Луговую и можешь быть свободен. Утром заедешь», — передразнил он Подлубняка. — Может, еще свечку подержать или кофе в постель? За кого ты меня вообще держишь! А этот придурок мной командовать пытался. Как же — любовник самого Алексея Михайловича!

— И как же тебе удалось Шальнова в лес заманить? — безразлично спросил Подлубняк, словно речь шла о забавном пустяке, а сам замер в страшном ожидании.

Матвей, не чувствуя подвоха, тихо рассмеялся:

— Да очень просто! Сказал, что ты его на даче ждешь. Он и поверил. Я говорю — придурок. — Вдруг парень очнулся: — Леша, ты и про Макара тоже знаешь?

— Знаю. Я все знаю. Ах, Мотя, Мотя, а Джину-то за что отравил?

Водителя передернуло:

— Отвратительная зверушка! А тебе даже этот вонючий комок шерсти был приятней, чем я.

В комнате стемнело. Рассеянный городской полумрак, льющийся из окна, смутно обрисовывал высокий стройный силуэт парня. Силуэт шевельнулся и неверными шагами двинулся к дивану. Алексей Михайлович Подлубняк всегда считал себя мужественным человеком, но тут невольно напрягся и всем телом вдавился в диванную подушку. Но Матвей только присел рядом и горячо зашептал:

— Леша, не сердись! Ну их всех! Нам же с тобой никто не нужен. Мы одинаковые — ты и я.

Он протянул руку, пытаясь коснуться плеча Алексея Михайловича. Но хозяин отшатнулся в сторону и вскочил с дивана, не в силах унять нервной дрожи.

— Ты что несешь! Очнись, какие мы одинаковые. Натворил дел, а теперь меня грязью хочешь замазать!

— А ты, стало быть, чистенький! Весь в белом! — Голос парня задрожал. — Знаешь, не ожидал от тебя, Леша. Думал, поймешь.

— Почему я должен тебя понимать?

— А разве нет? Разве ты не такой же? А кто Киру в тринадцать лет совратил? Ведь она тебе вроде дочери была.

Этого Подлубняк не ожидал. Он растерялся и вдруг начал оправдываться:

— Ей было почти пятнадцать. И потом она сама…

— Как же, сама! Чего врешь. Мне Кира рассказывала, еще до нашей ссоры, как ты ее в отсутствие матери зажимал. И всяким полезным штучкам учил. Педофил! — бросил он презрительно. — За это, между прочим, по головке не гладят. Так мало тебе девочек, по мальчикам пошел. Видишь, какой ты разносторонний. Со мной-то как получилось? Если б не ты, глядишь, и я был бы другим. И чем же ты выходишь лучше? У меня по крайней мере никого, кроме тебя, не было и не будет.

Алексей Михайлович возбужденно заходил по комнате: