Керри Гринвуд - Убийство в «Зеленой мельнице»

— Потрясающая женщина! — с явным восхищением воскликнул Тинтаджел, глядя в зеленые глаза Фрины. — Я думал, никто этого не заметил.

— Почти. Как только я это поняла, я задумалась: зачем тебе понадобилось прятать оружие, если оно прямо не указывало на того, кого ты хотел защитить. Айрис этого сделать не могла — она не двигалась с места; ты тоже не мог. Где был ты, я знаю. — Ее голос немного потеплел при этом воспоминании. — Я тебя видела. Ты не имел отношения к танцевальному марафону и в любом случае не мог бы добраться до танцора — на пути была я. Значит, Стивенса убили издалека. Давай беги, а то опоздаешь.

Хотя чувства в Тинтаджеле так и кипели, он по-прежнему был профессиональным артистом. В два прыжка он оказался в «Джаз-клубе», где его уже ждали «Джазисты».

Подхватив банджо, он вышел на сцену, где уже стояла Нерина; она была в черном платье с искрящейся розовой шифоновой накидкой и вырезом, почти полностью обнажавшим грудь — мраморную, мягкую, потрясающей формы, хотя такая и не в моде. И Нерина, и Бен Роджерс, прищурившись, взглянули на Фрину; Нерина продолжала щуриться даже на расстоянии трех метров.

— Тинтаджел Стоун и «Джазисты», — объявил конферансье. — Именно они заставили плясать Святого Витта!

Музыканты начали с оживленной, слегка нестройной версии «Тайгер Рэг», уже ставшей их визитной карточкой. Поверх мелодии ложились стенания корнета, глуховатые и причудливые, но всегда гармоничные.

— Я ненавижу эти подлые закаты, — запела Нерина, принимавшая, казалось, всю печаль «Сент-Луис блюза» как свою собственную. — Я ненавижу эти подлые закаты, ушел мой мальчик, ушел, проклятый…

Как всегда, ее чувственность давала о себе знать. Переполненный клуб сосредоточенно внимал исполнительнице. Даже яростный спор об Истинном Предназначении Джаза, что кипел у дверей на кухню, стих до шепота.

— Вся в бриллиантиках та сент-луисочка, — пела Нерина хрипловатым, но сильным голосом, — и он пошел за ней, пошел на цыпочках. — Последовавшие далее причитания могли бы показаться нелепыми, не будь они столь душераздирающими: — Когда б не пудры слой на ней и не накладка, меня не бросил бы мой мальчик сладкий.

Фрина села за один из передних столиков, несмотря на явное неодобрение компании джентльменов, которым хотелось подобраться к Нерине как можно ближе.

— Коль персики не любы, то веткам не вреди, — пела она, уперев руку в бедро и легонько покачивая им.

Зал затрепетал. Нерина склонила голову, и рыжие волосы рассыпались по груди.

— Коль персики не любы, то веткам не вреди!

Голова вскинулась, тело подалось немного вперед, платье заколыхалось и распахнулось. Даже Фрина, которую женщины не увлекали, не могла остаться равнодушной.

— Оставь мой сад в покое, из сада уходи!

Певица знала, какое впечатление она производит на преимущественно мужскую аудиторию, и наслаждалась им. Она улыбнулась в темноту — за алыми губами приоткрылись белоснежные зубы. Перед лицом этой надменной и роскошной чувственности Фрина впервые, с тех пор как ей стукнуло четырнадцать, почувствовала себя бесцветной, плоской и непривлекательной. Встряхнувшись, она заказала кофе.

Музыканты перешли к «Бэйзин-стрит блюзу». Выпив кофе, Фрина обрела прежнее самообладание. Я могла бы потребовать объяснений, думала она, пока труба стонала и кряхтела в умелых руках. Могла бы превратить этот праздник в восхитительный скандал. Я знаю, что Тинтаджел кого-то покрывает. Но он мне нравится. Нет никакой нужды в немедленных действиях. Через пару дней Джек Робинсон выяснит, что Чарльз не виноват, и отпустит его. Да и какая, в сущности, разница, кто убил Бернарда Стивенса. Он был шантажистом. Чарльз тоже хорош — флиртовал с беднягой Бобби и морочил ему голову. Ни один из них мне не симпатичен, так чего я лезу?

Ей принесли еще кофе, она расплатилась; затем вдруг почувствовала отвращение к самой себе.

Фрина отхлебнула кофе, который был не крепче помоев. Может, стоит заняться поисками блудного сына? В любом случае надо позвонить в этот Толботвилль. Мне нужны сейчас холод и тишина. Как он это называл? Великое безмолвие. Здесь сейчас чересчур шумно, и я себе совсем не нравлюсь, равно как и та игра, в которую играю.

Оставив недопитый кофе, Фрина решительно поднялась и вышла. Блеснули созвездия, и дверь захлопнулась.

Фрина проспала всю ночь без сновидений, а утром взялась за пачку писем, которые Виктор написал отцу Она перечитала их еще раз, а потом посмотрела на фотографию, которую Дот поставила на ее ночной столик. Не слишком симпатичное лицо, но, как сказала Дот, такому можно доверять. Его письма были до боли искренними, отчего отцовская назойливость выглядела вдвойне эгоистичной. Она начала думать, что госпожа Фриман и ее супруг были достойны друг друга. Та эгоцентрична как компас. Как и Чарльз, вечно причитающий с несчастным видом: «И почему это должно было случиться именно со мной? Как такое могли сделать мне?» Фрина не любила риторические вопросы, а единственный ответ на эти восклицания — «Почему бы и нет?» — несмотря на свою правдивость, его явно не удовлетворил бы. Бедному Виктору, вновь обретшему душевный покой в холодном безмолвии и счастье наедине с горами, приходилось отбиваться от настойчивых попыток отца вернуть его в город, где юноша был бы совершенно чужим. Мать его не любила, брат считал погибшим, а сам он полагал, что не годится для дела. Возможно, отец хотел вернуть его лишь для того, чтобы сделать своим компаньоном или, быть может, пешкой в сражениях с женой. Чарльз даже не знал, что Виктор жив. Как опрометчиво требовать от Виктора вернуться! Почему отец сам не отправился навестить его или не встретился с ним в одном из городков с диковинными названиями — в Толботвилле или Дарго, вместо того чтобы письменно требовать возвращения сына?

Вероятно, он все-таки навещал Виктора. Фрина задумалась, кто мог бы об этом знать. Господин Фриман не был склонен доверять другим. Госпожа Фриман даже не знала, что муж переписывался с Виктором.

Фрина спустилась вниз и связалась с оператором, который после продолжительного ожидания соединил ее с почтовым отделением Толботвилля.

— Да! — ответил сильный уверенный мужской голос.

— Я хочу поговорить с Виктором Фриманом.

— С Виком? Он не… — Голос внезапно изменился. — Никогда о таком не слышал.

— Разумеется, слышали, — раздраженно парировала Фрина. — Я не собираюсь причинять ему никакого вреда, но мне нужно с ним поговорить.

— Тут такого нету, — огрызнулся голос, и линия умолкла.

Вот загадка, подумала Фрина, неожиданно рассердившись. Что там происходит, в этом Толботвилле? Что ж, она это выяснит. Мисс Фишер не любила, когда ее обрывают в то время как она из самых лучших побуждений пытается получить необходимые сведения. Как только я найду нужные карты, решила она, я подниму в воздух «Бабочку» [34] Имеется в виду семейство легких самолетов «Moth» (в пер. с англ. — «бабочка»), которые произвели революцию в авиастроении Великобритании 1920–30-х гг.; выпускались компанией «Де Хэвилленд» («De Havilland»). , полечу туда, и буду искать Вика. И если я найду его, а он захочет остаться ненайденным, я оставлю его в покое.