Елена Логунова - Наследница Шахерезады

Улыбающийся азиат одаривал ласками квадратную серо-зеленую сумку на колесиках.

24 января, 18.28

– Глазам своим не верю! – всплеснула руками Лиза.

Папа снова оказался на высоте. Папа спас семейный бизнес!

– Это она?

– Она, родная! Она, милая! – Лизин папа погладил сумку по тугому боку. – Я проверил содержимое.

– Я люблю тебя, папа! – сказала Лиза.

– И я люблю тебя, Лиза, – сказал папа и, продолжая правой рукой гладить сумку, левой погладил дочь.

– Сэр? – В семейную идиллию вторгся остановившийся рядом полицейский. – Сэр, это ваша сумка?

– Да! – ответила Лиза.

Папа наступил ей на ногу.

– Нет! – сказала Лиза. – Не знаю… А почему вы спрашиваете?

– Потому что мы получили два заявления о краже похожих сумок, – объяснил стажер Фунтель.

Папа посмотрел на Лизу.

– Это не я, я ни разу…

– Вы можете подтвердить, что это ваша сумка? – построжал настороженный Лизиными метаниями стажер.

Папа понял, что нужно спасать положение, и попытался резко сменить тему.

– Хер полицай, как хорошо, что вы здесь, я как раз хотел сообщить о подозрительном запахе в мужском туалете! – зачастил он. – Вы знаете, пахнет так, как будто там кто-то умер! Серьезно, настоящий трупный запах! Пойдемте, вы должны это увидеть, то есть унюхать…

– Я приму это к сведению, – пообещал полицейский, не трогаясь с места и продолжая присматриваться к побледневшей Лизе. – Леди, что у вас в этой сумке?

– Контрабанда! – почему-то басом брякнула Лиза.

– Не надо шуток. Опишите, пожалуйста, содержимое вашей сумки и пройдите со мной.

– Куда? Зачем? – Лиза беспомощно посмотрела на папу.

– В участок.

– Это не наша сумка, – с трудом выдавил из себя папа.

И повторил громче:

– Это не наша сумка! Совсем не наша, мы не знаем, какое там содержимое. Я эту сумку нашел в том самом туалете…

– Где трупный запах, – кивнул Йохан, показав, что ничего не забыл. – Позвольте, я возьму эту сумочку…

– Дочь, ты уволена, – едва дождавшись, пока стажер отойдет, злобно прошептал переставший улыбаться азиат.

24 января, 18.30

Речные раки появились в юрском периоде и за сто тридцать миллионов лет не только не вымерли, но и не сильно изменились. Таким образом, ожидать, что лучшие представители вида бессильно поднимут лапки после непродолжительного заключения в переносном холодильнике, не стоило.

Сорок девять могучих севанских раков не посрамили свой род и медленно, но упорно поползли из ледяного плена на свободу, едва проснулись.

Речные раки особенно активны в сумеречное и ночное время, а в кафе очень кстати приглушили свет, чтобы не мешать спать тем, кому посчастливилось слиться в экстазе с Морфеем. Уныло бодрствующие коротали время, уткнувшись в экраны мобильных устройств и хрустя снеками. Из еды в кафе остались только сухие закуски, крошки которых потрескивали под ногами наиболее беспокойных двуногих.

Плотоядные раки предпочитали рыбу, но в экстремальных условиях согласны были и на хлебные крошки.

Сорок девять голодных севанцев вышли в люди.

24 января, 18.35

Нам с подружкой удалось захватить два стула в кафе. Это была скромная победа, потому что комфортно устроиться на твердом стуле с низкой спинкой смог бы разве что деревянный Буратино. Но альтернативный отдых на голом полу нас и вовсе не привлекал, так что следовало постараться довольствоваться малым.

Я соорудила из своей куртки подушечку на сиденье, сползла пониже, пристроила на спинке стула затылок, сунув под него свернутый в рулет шарф, и в этой модернизированной позе спящей гейши могла бы, пожалуй, подремать, если бы Ирка не отвлекала меня болтовней.

Подружка не пыталась устроиться поудобнее, наоборот, водрузила себе на колени счастливо обретенную сумку и так и сидела, заботливо придерживая ее руками. Она даже укрыла свою любимую ручную кладь шалью и выглядела как женщина на сносях.

И хоть бы одна иноземная скотина уступила беременной женщине место на диване!

Я с неприязнью поглядывала на смуглолицего брюнета, похрапывающего на мягком ложе.

Горбатым носом он выводил такие рулады, с которыми не справились бы зурна и дудук.

Мотив у храпа был невыразимо печальный, виртуозное носовое пение выражало вековые страдания древнего народа. Меня это здорово нервировало. Мне и своих собственных сиюминутных страданий вполне хватало.

– Интересно, как там наш маньяк? Убил уже кого-то третьего или еще держится? – хрустко укусив булочку, вслух задумалась Ирка.

Я вспомнила, что не поделилась с подружкой своей версией о том, что третья жертва маньяка – это тот парень, который на каталке уехал из окрестностей туалета на первом этаже, и подбодрила ее условно доброй вестью:

– Третьего, кажется, успели спасти.

– Когда это? А мы с тобой где были?! – спросила Ирка с такой претензией, словно мы действительно приватизировали если не самого «нашего» маньяка, то хотя бы право на противодействие ему.

– Там и были, в самых первых рядах, – успокоила я рассерженную маньякоборицу. – Помнишь парня, который загибался на полу под дверью мужской уборной на нижнем этаже? Возможно, он и был третьей жертвой маньяка.

– Но он же не умер!

– Но мог! И я даже знаю, что стало бы причиной его смерти – передоз кокаина.

– Откуда ты знаешь? – заинтересовалась подруга.

– Он сам сказал.

Я закатила глаза, втянула щеки и зашептала, как тот полуобморочный Третий:

– Кокаин, кокаин…

– Интересно. – Ирка перегнулась вправо, стащила с ближайшего столика солонку и энергично потрясла ее над своей черствой булочкой. – Хотя я всегда считала, что кокаин употребляют для того, чтобы стало хорошо, а не плохо.

– Ха! Много ты знаешь про кокаин! – Я не смогла удержаться, чтобы не продемонстрировать эрудицию. – У отравления им масса гадких симптомов, включая расстройство кишечника, что, согласись, логично сочетается с заседанием в уборной.

– Давай сейчас не будем про уборную, ты же видишь – я ем, – с достоинством попросила подружка.

– Ладно, тогда я тебе расскажу, что для больших доз кокаина характерны тактильные галлюцинации, – сказала я, не в силах остановить лекцию, потому как у меня было ощущение, что другой подходящий случай просветить кого-нибудь о зловредном воздействии кокаина мне представится не скоро. – Вообрази себе, при отравлении этим наркотиком людям мерещатся насекомые!

– Какие насекомые?

– Откуда я знаю какие? – я пожала плечами. – Разные, наверное. Блохи, клопы, тараканы, скорпионы всякие…

– Эй, я же ем! – повторила Ирка, посмотрев на меня укоризненно. – Не надо про скорпионов, у меня аппетит пропадает.

Она с некоторым сомнением оглядела скромный огрызок булочки, лично у меня не вызывавшей аппетита изначально, и еще раз старательно ее посолила.