Николай Шебуев - Дьяволица

Вперед поехал Неберучев и Платонов, захватив с собой не хотевшую отстать от подрядчика Маньку-Ковбойку.

— Ты мне нужна!.. — солгал Неберучев. — На Жюли я не надеюсь!..

— Да ты-то мне не нужен!

— Авось пригожусь.

Подумала и опасливо села.

Еще какого-то юнца прихватили, который еле отдавал себе отчет.

Ему понравился ликер «Банан» и он один вытянул около двух бутылок этой приторной жидкости.

— Господа! Поскорее! Не забудьте себя в кабинете! — кричал Ефремов.

Хлыщеватый Ван-Ливен пробормотал:

— Мне хотелось бы забыть себя в кабинете. Уж очень мне дамы не нравятся.

— От него все качества!

— От кого?

— От Дормидонтова. «Не люблю, — говорит, — я этуали-стых. В простых скусу больше!».

— Неужели Неберучев так боится его…

— Неберучев у Дормидонтова в руках…

— Ну идем……………………….

— Поедем пить за тещ!..

— Как все это тупо!.. Пошло!.. Еще Жюли, если бы она не была так пьяна, могла бы меня позабавить…

— Жюли! Нет, брат, шалишь! Жюли, это штука в руках Неберучева…

— Она хорошенькая!

— Местами недурна…

Автомобили мчались.

Дормидонтов, замешкавшийся было в уборной, поспел усесться только в четвертый автомобиль, где его поджидала Жюли.

— А Манька где?

— Эге! Хватил! Она с Иваном Петровичем. У нее с Бе-ручкой давно канитель. Она рада, что дорвалась до него.

— Ну и черт с ней! — недовольно буркнул поставщик. — Что же она мне башку тормошила!

Автомобиль мчался.

Вдруг на полдороге чей-то отчаянный бабий крик огласил улицу.

— Задавили мы кого-то!

— Мало ли тут девок шляется! Всех не передавишь!..

— Нет… Это не модель!.. Шофер, стой! Стой, каналья!..

На мостовой валялась… Манька-Ковбойка и голосила на весь Петроград.

Окровавленную, вздрагивающую, голосящую, беспамятную ее положили в автомобиль Дормидонтова и повезли, куда едут все. Подкатили.

— Ну что? У вас все благополучно?

— У нас Спаржа оскандалилась! Укачало! Морская болезнь…

— Как же можно подавать спаржу без соуса…

— А у нас Ковбойка под красным соусом…

Неберучев гостеприимно просил:

— Весь дом к вашим услугам. Жена уехала ночевать к сестре.

Манька пришла в себя и, всхлипывая, рассказывала Дор-мидонтову, как Неберучев ее вышвырнул из автомобиля.

— Едем отсюда, Илья Ильич! Я тебе столько такого расскажу, что ты не опомнишься.

— Молчать!.. Она пьяна, — цыкнул на нее Неберучев. — Господа, в столовую!.. Илья Ильич, прошу вперед… Чем Бог послал!.. Закуска холодная и горячая… Может быть, мой повар спросонья что и переварил… уж простите…

Лакей сделал ему знак глазами.

— В чем дело? — подошел к нему Неберучев.

— Бочонок-то раскрывать что ли?

— Какой бочонок?

— С икрой… Который нынче прислали…

— Икра?.. Кто прислал?.. Тащи, тащи сюда. Мы ее из бочонка будем… Ставь на боковой столик… Ты ее во льду держал?

— Сейчас с погреба…

Под «ура» втащили двухпудовый бочонок и начали раскупоривать.

— А икра-то пахнет сыром!..

Неизвестно кто произнес этот каламбур, но все почувствовали себя неловко.

— Барин! Это не икра!.. А…

Иван не договорил, его словно отбросило от бочонка.

Нестерпимая вонь, трупный смрад охватил присутствующих.

Из жижи разлагающихся человеческих внутренностей виднелась голова с проткнутыми глазами и содранным скальпом. В паническом страхе все, давя друг друга, со стоном, с визгом бросились к дверям.

Спаржа упала и с ней повторилась опять морская болезнь.

Манька кричала:

— Это ему Бог за меня! За меня отомстил!..

— Полиция!.. Немедленно дать знать полиции!..

Кто-то повторял имя Невзорова.

— Какой Невзоров? Где Невзоров?

— Где!.. В бочонке!.. Это труп Невзорова.

— Петька Невзоров! — и Манька-Ковбойка с воплем бросилась к бочке.

— Как… Ты разве знала Невзорова?..

Манька запнулась за ковер, упала в лужу, образовавшуюся от растаявшего погребного снега и от всего пережитого, от падения из автомобиля, впала в глубокий обморок.

— Мммолчать! — раздался зычный голос Неберучева, но такой властный, строгий и неожиданный, что все вздрогнули.

Он стоял у выходной двери с ключом в руках:

— Молчать! Ни с места! Кто осмелился крикнуть полицию?

Все молчали и без того. Но Неберучев крикнул в третий раз:

— Молчать! Если войдет полиция, мы погибли!.. Я запер эти двери. Никто не смеет выйти отсюда, не дав смертной клятвы, что за будет обо всем случившемся и не проронит ни слова о мертвой голове ни врагу, ни жене, ни попу на духу…

— То есть как это… попу… — протестующе буркнул было купец.

— Мммолчать! Когда я говорю, все должны молчать! А в особенности ты, Дормидонтов!.. Разве ты, старый пьяница, не понимаешь, что ты первый же попадешь под суд, если только будет составлен протокол, из которого выяснится, что ты пьянствуешь с инженерами на моей квартире!..

Дормидонтов в первый раз видел Неберучева таким. До сих пор Неберучев лебезил и заискивал перед ним. Дор-мидонтов привык почти приказывать. А тут инженер кричал на него, как на мальчишку.

Хмель спал со старика. Он отчетливо увидел, в какую историю попал, и со страха задрожал, как мальчишка.

— Двери заперты. Никто не войдет и не выйдет. Мы должны трезво обсудить положение. За Ивана, — инженер указывал на лакея, — я не боюсь. В нем я уверен, как в себе. За сослуживцев тоже не боюсь. Ни у кого из нас нет двух голов на шее!

— За меня тоже не бойся! — прошептал не своим голосом Дормидонтов. — Хоть жги меня… Не выдам…

Хмель соскочил со всех.

— О тебе, старик, беспокоюсь меньше всего…

— Так за кого же вы боитесь?

— За баб!

— За баб! — как эхо, повторил купец.

— Бабий язык долог, и они рискуют меньше нас!..

— Как меньше? Разве для них таскание по судам не ужас?..

— Их тоже заберут в тюрьму! — соврал Платонов, глядя выразительно на немок.

Те замахали руками и в страхе заголосили по-немецки.

— Молчать!.. Если нагрянет полиция, всем будет одинаково скверно: и нам, и бабам…

Все замолчали, тяжело дыша. Всхлипывала только Спаржа.

— Сколько нас?

— Я считал, когда садились на автомобиль: двадцать один… Четырнадцать мужчин и семь женщин…

— Каждый, по одному, пусть подходит к дверям и будет выпущен из дома, только произнеся слова клятвы: «Клянусь забыть обо всем здесь происшедшем. Если проговорюсь, буду убит…».

Жюли, видавшая всякие виды, и тут не забыла своих материальных интересов.

— Но прежде всего вы должны вознаградить за беспокойство нас…

Дормидонтов открыл бумажник.

— Вот тыща! Дели поровну…

Увидав деньги, дамы позабыли страх… Манька - Ковбойка лежала без чувств на полу. Никому не было до нее дела.