Антон Бакунин - Убийство на дуэли

— А это достоверно, что отпечатки пальцев у всех разные? — перебил я Бакунина.

— Это доказанный факт. Вероятность совпадения отпечатков пальцев, вероятность «повтора» матушки-природы — одна на миллион. А нарезать два одинаковых ствола вообще невозможно, даже если это кто-то захочет сделать специально. В мире нет двух одинаковых стволов.

— Нельзя дважды войти в одну и ту же реку? [24] Замечание, сделанное одним из самых наблюдательных древнегреческих философов — Гераклитом. (Прим. князя Н. Н. Захарова.)

— Да, князь, голубчик! Прекрасное сравнение! Как это философично! Нельзя нарезать два одинаковых ствола, нельзя скрыть след, любая пуля будет опознана!

— В самом деле в этом есть высшая философия, даже какая-то мистика — пуля с отпечатками пальцев…

— Итак, ты видишь, князь, этими двумя пулями стреляли из разного оружия.

— Значит, версия о том, что Голицына убил Толзеев из пистолета особой конструкции, стреляющего двумя или несколькими пулями, отпадает.

— Отпадает предположение относительно того, что у Толзеева был такой револьвер. Имел ли отношение Толзеев к убийству — это по-прежнему вопрос.

— Но откуда взялась эта вторая пуля? Знаете, о чем я вспомнил, когда доктор рассказал о необычном ветре в день дуэли?

— Князь, голубчик, ты вспомнил мои слова о том, что я не поверю, что эту пулю, угодившую князю Голицыну прямо в лоб, занесло ветром?

— Да, именно это я и вспомнил.

— Князь, ты идешь по стопам дядюшки. Петр Петрович — язва. А ты — иронист. А я — физик.

— То есть?

— Физик и естествоиспытатель. Присмотрись к бороздкам на пулях.

Я опять наклонился к окуляру и внимательно рассмотрел бороздки, оставленные нарезами стволов.

— Ну, очевидно, что стволы разные. Расстояния между бороздками совершенно не совпадают. Это видно даже без измерений.

— А еще на что-нибудь ты обратил внимание?

Я еще раз рассмотрел обе пули, но ничего не заметил.

— Присмотрись к самим бороздкам. Они очень сильно отличаются по глубине. На левой пуле бороздки намного глубже.

Мне пришлось снова обращаться к окуляру, и я убедился, что Бакунин прав. На левой пуле, той, которая поразила князя Голицына, бороздки врезались достаточно глубоко. На правой они были только слегка прочерчены.

— О чем это говорит? — спросил я Бакунина, поднимая голову от микроскопа.

— Баллистика, князь. Это есть физика. Представь себе пулю, которая движется по нарезному стволу. Сильнейшее давление пороховых газов толкает ее вперед. Пуля плотно прижата к нарезам ствола. Она движется по нарезам, ввинчиваясь в ствол, нарезы оставляют на пуле бороздки — и они тем глубже, чем сильнее давление и чем длиннее ствол. Слабее взрыв пороховых газов — мельче бороздки. Это рисунок выстрела револьвера. А пуля, которой убит князь Голицын, выпущена из винтовки. Дальность боя револьвера — сто метров. Его прицельная дальность и юго меньше. А из винтовки можно точно поразить цель и за километр. Думаю, есть винтовки, которые бьют и на два километра. И звук выстрела на таком расстоянии можно не услышать.

— Но на таком расстоянии не то что точно в лоб — вообще в человека не попасть.

— Как видишь, попали. Что тем более достойно удивления, если принять в расчет то, что из винтовки стреляли револьверной пулей. Ведь она легче винтовочной. Здесь, князь, опять же законы баллистики. Винтовочный патрон содержит больше пороха. Давление на пулю пороховых газов намного больше. Пока она движется по стволу, ей деваться некуда. Но вот оказавшись за пределами ствола, легкая пуля, получившая сильный толчок, может отклониться от обычной траектории, да и вообще может пойти кувырком. Оттого винтовочная пуля тяжелее. Я взвесил обе пули — та, которая попала князю Голицыну в лоб, оказалась тяжелее.

— Но ведь они одинаковые?! — удивился я. — По крайней мере на первый взгляд.

— Да, на вид одинаковые. Злоумышленник надеялся, что Толзеев промахнется. И все сойдет за смерть на дуэли. Поэтому и не стал стрелять винтовочной пулей. А смастерил себе особую пулю. Под микроскопом, князь, — половинка пули. Вторая, вот она, — Бакунин взял со стола половинку пули и протянул мне, — я распилил ее пополам — посмотри на разрез.

Я взял половину пули, присмотрелся и увидел, что внутри она не серая, а желтая.

— Серединка из золота, князь.

— А зачем?

— А чтобы была тяжелее. Золото имеет почти вдвое большую плотность, чем свинец. Но и этой прибавки в весе оказалось недостаточно. Видишь, золотая серединка имеет форму головастика. Передняя часть такой пули тяжелее, она как стрела с наконечником и оперением. Она и кувыркаться не станет и полетит по точной траектории. Так что этот выстрел готовился серьезно, тут целое исследование.

— Ну, хорошо, предположим, убийца стрелял издалека. Предположим, за два километра от места дуэли. Даже предположим, что он чудо-стрелок и сумел с такого расстояния попасть князю Голицыну в лоб. Но как он мог узнать, в какой момент нужно стрелять, чтобы его выстрел совпал с выстрелом Толзеева?

— Молодец, князь. Логически рассуждаешь. Правда, ответа на этот вопрос у меня пока нет.

— Но все-таки дело сдвинулось с мертвой точки.

— Сдвинулось. Появились факты. Факты дают пищу логическому мышлению, опирающемуся на знание баллистики в данном случае. Вот она — анатомия детектива.

Опять зазвенели, запели часы во всех кабинетах — восемь часов. Через семь минут ударят часы Карла Ивановича. Дверь отворилась, и в кабинет вошел Василий. Он принес газеты. Бакунин читал газеты только тогда, когда вел расследование. Василию не нравилось ни то, что барин занимается расследованием, ни то, что он читает газеты. Заниматься расследованием убийств, по мнению Василия, должна полиция и конкретно пристав Полуяров, который вместо этого мешает работать Бакунину. В газетах, опять же по мнению Василия, писали исключительно глупости, и уважающий себя человек читать их не должен. Печатные слова Василий признавал только под добротным кожаным книжным переплетом.

Но Василий понимал, что если уж Бакунин взялся за расследование, то обязательно доведет его до конца. И чем раньше, тем лучше. Поэтому, когда работа над гениальными сочинениями все-таки продвигалась, Василий терпел расследование как неизбежное зло и даже старался помочь побыстрее закончить его. А то, что он сам сходил и купил газеты, свидетельствовало, что за прошедшую ночь Бакунин одолел не одну, а как минимум две, а то и три главы очередного трактата.