Иван Дубинин - Цезарь в тесте

— Что с ней?!

— Она… умерла… — и снова зашлась в рыданиях.

Когда моя собеседница немного успокоилась, я спросила:

— Её убили?

— Нет… Мы от Вас скрыли, Евстолья Анатольевна. Она… кололась, — бабушка говорила отрывисто, прерывая слова всхлипываниями. — Её нашли… в заброшенном доме. Врачи говорят… передозировка. «Золотой укол». Мол, все теперь… отмучились.

Я искренне ей посочувствовала. Перед моим мысленным взором стояли восторженные глаза Алины, когда она мечтала о своей будущей поездке в Америку к отцу. Интересно, удалось ли им встретиться?

— Кто дома? — донёсся с порога Тонин голос.

Я вышла в прихожую.

— О! Столюнчик, ты приехала! — воскликнула Тося и бросилась ко мне обниматься.

Сутки дома не была, а сколько чувств. Надо всё-таки иногда разлучаться, чтобы ощутить радость от встречи. Она прижалась ко мне и прошептала на ухо:

— Я так люблю тебя!

Я улыбнулась, поцеловала её в прохладную щечку и сказала:

— Я тебя тоже.

Довольные друг другом, в обнимочку, мы пошли на кухню.

— Так, мой руки и давай обедать.

— Никого ждать не будем? Данька сейчас должен подойти.

— А зачем он нам нужен? — хитро прищурившись, спросила я.

— Не нужен! — засмеялась Тошка и, весело подпрыгивая, помчалась в ванную.

Девочка попала в нашу семью случайно. Она воспитывалась без мамы, в обстановке холодного бесчувственного изобилия и остро нуждалась в любви, ласке и внимании. А я когда-то была замужем, но своих детей Бог не дал. Вот и потянулись наши сердца друг к другу.

Вообще-то, семья, брак — это очень серьёзно и ответственно. Я считаю, что при регистрации обоим супругам надо вручать нагрудный знак «За мужество». Причём, в женском варианте это должно писаться слитно, как констатация факта — «Замужество». А для мужчин, как подчёркивание его героического поступка, с восклицательным знаком «За мужество!».

Мы покушали и теперь просто сидели за столом рядышком.

— Без тебя было плохо, — сказала Тося и доверчиво прижалась ко мне.

— Что, опять с Данькой подралась? — догадалась я.

— А чё он первый начинает? — она резко отстранилась от меня и смотрела в глаза, доказывая свою правоту.

— Да вы оба хороши, — усмехнулась я.

— Нет, ну посуди сама! Вчера вечером сидим за столом. Данька встаёт и демонстративно мне заявляет: «Я пошёл спать, но если ты, Тонька, будешь громко ковыряться в носу и разбудишь меня…». Пришлось дать ему по башке!

— Ох, беда с вами, — вздохнула я.

— Я вредная, да? — Тося опять прижалась ко мне.

— Нет, ты противная.

— А это разве не одно и тоже?

— Конечно, нет. Вредная — это та, которая приносит вред. А противная — делает всё наоборот, напротив. Может, даже и безвредно, но не так, как все, а по-своему. В этом есть свои положительные моменты.

— Столя, ладно ты будешь моей мамой? — вдруг тихо попросила девочка.

— Ладно, — так же тихо согласилась я.

Утром у всех не осталось и следа от вчерашней радости по поводу моего приезда. После того, как я протрубила утренний подъём, спев своим писклявым голосом: «Вставай, поднимайся, рабочий народ!», в спальнях началось шевеление. Первой показала свою заспанную «моську» Надежда.

— Вчера утром без тебя, Столя, мы были так счастливы, что даже опоздали на работу, — пробормотала она, полусонная.

Затем высунулся Влад.

— Столяпало! Как я тебя ненавижу в это прекрасное осеннее утро!

Шуруп молча, не глядя на меня, прошлёпала в туалетную комнату. Но и так было ясно, что она полностью солидарна со своим мужем. Данька сам не выползет, его сейчас надо вытаскивать из-под матраца. А Тосик прикидывается слепоглухонемой девочкой, потерявшей память. Но я на них не обижаюсь. Не сделай я того, что делаю почти каждое утро, они бы сами меня потом растерзали на части.

Уже за столом, допивая свой кофе, Влад выплеснул на меня остатки своего недовольства:

— Ты, Евстолья, не сыщик-девица.

Ты сама — настоящий убийца!

Я давно уже ему в отместку сочинила своё стихотворение, вернее, чуть переделала известное, народное:

— Не в лад, невпопад.

Поцелуй кобылу, Влад!

Но всё равно он не оценит. Да я и не рвусь в поэты, у меня с рифмой плоховато. Единственное, что я могу придумать, так это — «розы — морозы». Ну, ещё — «минор — ля-минор». Лучше я ему суп пересолю, если уж очень будет доставать.

Ну, наконец, все разбежались. И уже со двора раздаётся знакомая «песня» в исполнении Оладика:

— Столя, машина не фурычит, что-то газ барахлит! Сбрось, пожалуйста, ключ на четырнадцать! В кладовочке лежит!

Вроде я знаю, на четырнадцать он или на пятнадцать. И молча выбрасываю в форточку большой ключ. Слышен лязг металла и истошный крик «автомеханика»:

— Ты что, сдурела, Столопина?! Чуть не убила! Это же газовый ключ!

А какой же ему ещё надо?! Если «газ» не работает. Странные всё-таки эти создания — мужики!

Я попыталась снова дозвониться Иде, но безрезультатно. Ладно, займусь пока Мурой. И я отправилась к ней, в знакомый уже мне «Шарм энд шик».

Всё тот же «шкаф» сидел на проходе с невозмутимым выражением фэйса.

— Я бы хотела…

— Не положено, — пресёк мою попытку хотения страж порядка.

Ах, да! Совсем забыла. Я достала из кошелька зелёненькую бумажку и положила её на стол. Она в миг исчезла, но бдительный постовой проход не освободил.

Я вопросительно посмотрела на него.

— Начальству надо доложить, — сурово сказал он.

— Так доложите! Я что ли буду докладывать?

— Вы.

— А как я доложу?

— Молча.

И тут до меня снова дошло.

— Сколько?

— Столько же, — пожал плечами вышибала.

Я достала из кошелька ещё одну бумажку и положила на стол. Трюк с исчезновением денег снова был выполнен безукоризненно.

— Проходите.

Да, мысленно согласилась я, с начальством надо делиться, иначе можно лишиться доходного места. Я зашагала по длинному коридору, не зная, в какие двери теперь сунуться.

— Вы кого-то ищете? — передо мною возник яркий молодой мужчина.

Набриолиненные волосы с прямым пробором, тоненькая полоска усиков и слегка лоснящееся от косметики лицо делали его похожим на купеческого сына. Но прикид, конечно же, был не по карману даже купцу первой гильдии! Блестящий чёрный пиджак со светлыми полосками, белые брючки. Розовая атласная рубашка с открытым воротом, а на шее коротко повязанный ядовито-зелёный шарфик. И завершали композицию лакированные туфли антрацитового цвета. Я застыла с открытым ртом. Картина неизвестного художника «Ну ни фига себе!».

Он остался очень доволен произведенным эффектом.

— Разрешите представиться, — расплылся красавец в сладенькой улыбочке, — директор модельного центра Жомов Вениамин Венедиктович. Но для молодых красивых женщин я — Вений.