Наталья Александрова - Три ангела по вызову

– Яша, прекрати! – снова повысила голос хозяйка. – Что ты все время подбираешь разную дрянь? Ты ведешь себя не как взрослая воспитанная собака, а как маленький глупый щенок!

Яша смущенно потупился и положил свою находку к ногам хозяйки. Казалось, он хочет сказать ей – почему же дрянь, посмотри, какая замечательная игрушка!

Ирина пригляделась к Яшиной находке.

Это была маленькая фигурка из какого-то темно-зеленого материала.

Фигурка действительно была довольно необычная, и Ирина, достав из кармана бумажную салфетку, подняла ее с земли, чтобы как следует разглядеть.

Это была небольшая нефритовая статуэтка очень тонкой работы, представляющая собой сидящего на троне мужчину в пышном восточном одеянии. На голове у него была чалма, верхняя часть которой откололась. Внимательно приглядевшись, Ирина поняла, что в месте откола статуэтка была просверлена, видимо для того, чтобы повесить ее на металлическое кольцо.

И еще она поняла, что держит в руках не просто статуэтку, а шахматную фигуру, точнее – короля.

– Странно, – проговорила она вполголоса, еще не сформулировав окончательно мелькнувшую в голове мысль.

Ирина завернула нефритовую фигурку в салфетку, спрятала ее в карман и решительно направилась к своему подъезду, на этот раз не обращая внимания на Яшино молчаливое сопротивление.

Леонтий Хвощ проснулся в боевом и творческом настроении. Он вспомнил вчерашнюю блистательную победу над двумя хулиганами, и настроение поднялось еще на несколько градусов. Леонтий поднялся, напевая марш из оперы «Аида», но тут же одернул себя, сообразив, что это непатриотично, и переключился на «Прощание славянки».

Хотелось творить, творить и творить.

Окатившись холодной водой, Леонтий направился на кухню.

Собственно, это не была кухня в общепринятом значении.

Леонтий обитал на просторном, хорошо освещенном чердаке, часть которого была выделена под мастерскую, часть – под спальню и часть – под кухню.

Здесь его ожидало разочарование: холодильник и хлебный шкафчик зияли пустотой. То есть в холодильнике одиноко грустил кусок позеленевшего сыра, но он не представлял никакого интереса – ни как продукт питания, ни как материал для творчества.

А хотелось не только творить, но и есть.

Леонтий вздохнул, смахнул со стола хлебные крошки и высыпал их на подоконник. Здесь, как обычно, ворковали голуби: они знали, что у Леонтия всегда можно чем-нибудь поживиться.

Крути не крути, нужно было идти в магазин.

Леонтий знал в ближайших окрестностях несколько хороших булочных. В этих булочных художника тоже хорошо знали и очень уважали, как постоянного оптового покупателя. Кроме того, отдельные продавщицы питали к нему повышенный интерес, как к мужчине неженатому, самостоятельному и не очень сильно пьющему.

Увидев в дверях художника, продавщица Кристина поправила обесцвеченные волосы, сложила бордовые губы сердечком и пропела сладким голосом:

– Здрасте, Леонтий Кузьмич! За батончиками пришли? Что-то вас вчера не было видно!

– Процессом творческим был занят, не мог прерваться ни на миг! – нараспев продекламировал Леонтий, придирчиво осматривая содержимое полок.

Говорят, что настоящий скульптор, разглядывая бесформенную мраморную глыбу, уже видит в ней будущую статую. Так и Леонтий Хвощ, озирая полки с хлебобулочными изделиями, уже видел будущие художественные композиции. Иная буханка, казалось, уже таила в себе сходство с пресловутым луноходом, в слоеной булочке Леонтию виделись эротические мотивы, но вот этот кривоватый батон. .. в нем отчетливо просматривалось несомненное сходство с известным деятелем отечественной культуры!

– Вот этот дай батон, Кристина, отменно он, батон, хорош! – потребовал художник, ткнув толстым пальцем в плохо пропеченного уродца.

– Что вы, Леонтий Кузьмич, это же вообще какая-то некондиция! – попробовала отговорить его продавщица. – Лучше вы вот этот возьмите, свеженький…

– Не понимаешь ты в искусстве! – прервал ее Леонтий. – Подай мне то, что я велю!

– Где уж нам уж! – фыркнула обиженная Кристина. – Мы люди темные, в искусстве вашем не разбираемся, зато в хлебе кое-что понимаем! – И она швырнула бракованный батон на прилавок.

Выбрав еще несколько изделий для завтрака и для творческого процесса, Леонтий возвратился домой.

Он поставил на огонь ковшичек для кофе и проникновенным взглядом творца уставился на принесенный батон.

Да, нет никаких сомнений: из этого батона получится замечательный скульптурный портрет выдающегося человека! А если бы еще удалось связаться с ним и уговорить принять участие в очередном перформансе… то есть, попросту говоря, съесть собственное изображение – это может послужить началом замечательной традиции! Это может стать новым словом в искусстве!

Леонтий подумал, что под его творческую идею можно подвести замечательное философское обоснование: известный человек, поедающий свое изображение… змея, пожирающая собственный хвост… древний символ уроборос…

Забыв о завтраке, Леонтий схватил батон и принялся за работу. На него явно накатил приступ вдохновения.

Хлебные крошки летели во все стороны, как вдруг со стороны двери донеслись громкие требовательные удары.

Дверной звонок у Леонтия давно уже не работал, и всех посетителей встречала выразительная табличка: «Стучите!»

Хвощ тяжело вздохнул, отложил в сторону неоконченную композицию и направился к двери.

– Кого принес так рано дьявол, кто нарушает мой покой? – продекламировал он крайне недовольным тоном.

– Сам ты дьявол! – донесся из-за двери раздраженный голос. – А ну открой, козлина! Заливаешь нас! Сейчас дверь будем ломать к чертям свинячьим!

– Собачьим, – машинально поправил Леонтий, открывая дверь. Он был сторонником чистоты стиля.

– Хоть свинячьим, хоть собачьим, хоть индюшачьим! – проговорил, входя, незнакомый человек.

Человек этот был худ, довольно высок и удивительно узкоплеч. Казалось, плеч у него вовсе не было и голова была как-то неаккуратно приделана к узкому гибкому туловищу. Сама эта голова была тоже узкая, как у змеи, с прилизанными бесцветными волосами и маленькими, глубоко посаженными глазками. Зато незнакомец был затянут в узкий черный кожаный плащ и остроносые ботинки.

Войдя, он быстро, как-то нагло огляделся и потянул носом.

– Кофе убегает, – проговорил он, кивнув в сторону кухни.

– Ах да! – кивнул Леонтий и метнулся в кухонный закуток.

Решив кофейный вопрос, он вернулся к двери и спросил:

– Так где у вас протекает?

Под влиянием стресса он неожиданно перестал говорить стихами.

– Не у нас, а у тебя! – поправил его незнакомец.