Ирина Волкова - Возвращение блудной мумии

— Да.

— Вот эта! — Беа взволнованно указала на изображение Катрин. — Я точно видела ее, причем недалеко от дома Лермита.

— Ты уверена?

— Абсолютно. У меня прекрасная память на лица. Я обратила внимание на эту девушку, потому что она стояла на тротуаре и выглядела так, словно заблудилась. На наш холм люди не забредают просто погулять, всех соседей я знаю, вот и спросила у нее, кого она ищет.

— И что ответила Катрин?

— Сказала, что хотела бы устроиться домработницей, и просила посоветовать, к кому она может обратиться. Я ответила, что не знаю, нуждается ли кто-либо из соседей в служанке, и рекомендовала ей расклеить объявления на столбах. Катрин поблагодарила меня и ушла. Вот и все.

— Похоже, она изучала обстановку, — заметил Бонгани. — Выясняла, как половчее забраться в дом.

— Теперь мы окончательно убедились, что похищение мумии, как и убийства, — дело рук Евы и Катрин, — сказала я. — Это уже немало.

— Осталось только выяснить, где их искать, — подытожил негр.

— Какая обаятельная женщина, — заметил Бонгани, с трудом втискивая “Шевроле Камаро” в узкий просвет между машинами, припаркованными около моего дома. — Уверен, что она великолепно готовит. Надо же — свиные уши! В жизни про такое не слышал. Нужно будет обязательно взять у нее рецепт.

— Так вот о чем ты думал всю дорогу! — возмутилась я. — О Беатрис и свиных ушах!

— Поиски мандалы — твоя задача, — ухмыльнулся негр. — Я всего лишь наблюдатель.

— Мог бы хоть притвориться, что сочувствуешь. В случае неудачи ван дер Варден тебя тоже по головке не погладит.

— Ничего, я это как-нибудь переживу, — беспечно заявил Бонгани.

"Еще немного, и я тоже стану расисткой”, — обиженно подумала я, отпирая дверь квартиры.

Из гостиной доносились приглушенные удары и смачная ругань на африкаанс. О том, что это была ругань, я догадалась по интонациям.

Нетвердо стоящий на ногах Ник азартно метал дротики “дарстс” в закрепленную на стене мишень. Прогулка с Эстевезом по барам не прошла ему даром, и дротики попадали куда угодно — в пол, в потолок, в портьеру, но только не в цель. С каждым промахом настроение Миллендорфа ухудшалось.

— А где Марио? — спросила я.

— Ему позвонили из академии, попросили подойти, — объяснил Ник. — Вроде предлагают вести какие-то курсы. Он просил передать, что не знает, когда вернется, и чтобы мы ужинали без него.

— Кстати, об ужине, — сказала я. — Что вы предпочитаете — поход в ресторан или тихую семейную трапезу при свечах? У меня в холодильнике есть отличная свежая вырезка. Можно сделать из нее отбивные.

— В твоем “можно” заметен некий тонкий подтекст, — мрачно произнес Ник. — Ты вообще-то умеешь жарить отбивные? Лично я в этом сомневаюсь.

— Думаю, мне было бы проще написать книгу по кулинарии, — призналась я. — Теория мне обычно дается лучше, чем практика. Жарить я, в принципе, умею, только отбивные у меня почему-то всегда получаются твердые, как подошва. Давайте лучше сходим в ресторан.

— Если вам требуется специалист по отбивным — он перед вами, — вмешался Бонгани. — Некоторое время я даже подумывал о том, чтобы стать поваром. Однажды я зажарил на вертеле молодую гориллу, так она получилась даже лучше, чем молочный поросенок. Мясо нежное, как груди белой девственницы…

— Г-груди? Б-белой женщины? — вытаращился на негра Миллендорф. От возмущения он даже начал заикаться.

— Девственницы, — с невинным видом поправил Бонгани.

— Каннибал! — скрипнул зубами Ник. — Ты что же, и белых женщин… потреблял?

— Да не ел я их, успокойся, — поморщился негр. — Это была всего лишь поэтическая метафора. Но вообще-то грудь белой девственницы во многих племенах считается лучшим деликатесом.

— По-моему, гориллы находятся под защитой закона, — заметила я. — На них запрещена охота.

— Закон? — удивился Бонгани. — А при чем тут закон?

— Видишь, во что выливается отмена апартеида, — мрачно изрек Миллендорф, яростно всаживая дротик в потолок. — Сначала они жарят горилл, потом белых женщин, а потом…

— Отбивные, — сказала я. — Потом они жарят отбивные.

— Ну уж нет, — решительно заявил Ник. — Пусть твой черномазый приятель в своей Африке разделывает обезьян и жарит их на костре, предварительно напичкав гусеницами, кузнечиками и тараканами. К плите я его не подпущу, пусть даже не мечтает. Ниггер-каннибал в роли кулинара опаснее, чем слепой сапер с граблями вместо миноискателя, так что отбивные я приготовлю сам.

Бонгани не остался в долгу и принялся детально излагать Миллендорфу свои взгляды на политику апартеида вообще и на придурков-расистов в частности.

Я решила не вмешиваться. Все равно толку от этого не будет, да и на Бонгани я обиделась за проявленное им равнодушие к моей судьбе. Делать мне больше нечего — то и дело их разнимать. Хотят подраться — пусть дерутся, а если соседи вызовут полицию — это их проблема.

Без особого интереса понаблюдав за разгорающимся конфликтом, я, осененная неожиданной идеей, удалилась в спальню. Вдохновенно скандалящая парочка, казалось, даже не заметили моего исчезновения.

Плотно прикрыв за собой дверь, я разложила на кровати купленные у индуса “убойные сюрпризы” и пульт управления к ним. Все-таки я молодец, что приобрела столь интересные и полезные вещи. Теперь оставалось сделать последний шаг.

Прежде чем использовать психическое оружие против зловещего южноафриканского теософа-психопата, я решила, следуя мудрым традициям американского правительства, опробовать его на ничего не подозревающем мирном населении, то есть на Миллендорфе и Бонгани.

Спорщики тем временем успели переместиться на кухню. Насколько я поняла из доносящихся из-за стены обрывков фраз, они собрались устроить соревнование — каждый поджарит свою порцию отбивных, а потом, использовав меня и Марио в качестве арбитров, они разберутся с вопросом кулинарно-расового превосходства.

Хлопала дверца холодильника, звенела посуда, Ник громогласно цитировал Ницше, Кьерке-гора и маркиза д'Аннунцио, а негр на столь же повышенных тонах — Фиделя Кастро, Нельсона Манделу и Мартина Лютера Кинга. Отбивные шипели на сковородках, как сердитые змеи, внося свой вклад в общий шум. Мужчинам явно было не до меня.

Передвигаясь по квартире неслышной поступью разведчика, совершающего диверсионный акт в лагере врага, я незаметно разложила по укромным уголкам “убойные сюрпризы” и опустила во всех комнатах плотные внешние жалюзи. В квартире стало темно, как в желудке эфиопа.

Затем, в лучших традициях саботажников и диверсантов, я вырубила электричество и притаилась в углу.

— Черт, — выругался в кухне Ник. — Свет отключился.