Людмила Милевская - Любовники чертовой бабушки

Лишь из скромности я не сразу сходство признала. Однако, обнаружив на ее ногах мои тапочки, я вмиг отбросила все сомнения.

А когда увидела на красавице и мой халат, тут уж крепко призадумалась: а кто же та женщина с бледным усталым некрасивым лицом, пристально вперившая в меня угрюмый свой взгляд из зеркала, висящего над диваном? Неужели тоже я?

Разум ответил: «Ну да, а кто же еще? Я, безмятежно спящая на диване, конечно, гораздо свежей, но это и неудивительно. Лежать на диване — не одно и то же, что разводиться с мужем, давиться по очередям и безоружными руками вправлять мозги скандальным выдрам».

Что-то ухнуло у меня внутри, оборвав степенный ход мыслей. Словно огненный шар пронесся в воздухе, опалив и грудь, и лицо.

«Фу ты, боже! О чем это я! Как могу я одновременно сидеть на полу и лежать на диване? Не лучше ли ущипнуть себя, как положено в таких случаях? Может, я сплю и вижу сон?»

Сдуру и ущипнула. Должна сказать — зверски. Проснулся бы и мертвец, но я не проснулась.

Убедившись, что это не сон, я насторожилась: уж не раздвоение ли личности произошло у меня на почве потрясения, полученного в процессе общения с Выдрой?

Но, вспомнив, как лихо оттаскала беднягу за перья, я справедливо подумала, что раздвоением личности должна бы страдать она — у нее больше для этого оснований.

Я из последних сил старалась постичь непостижимое: я, вытаращив глаза, сидела на полу перед диваном, и я же, только с закрытыми глазами, лежала на диване.

Любой растеряется.

Здесь не могу удержаться от похвалы в свой адрес. Несмотря на неординарность ситуации, к тому, что нас двое, я привыкла довольно быстро. Уже через пять минут, с любопытством приблизившись к спящей красавице, стоя на четвереньках и затаив дыхание, я во все глаза рассматривала ее.

Да и неудивительно — не так часто выпадает случай взглянуть на себя со стороны.

Признаюсь честно: получила некоторое удовольствие. Боже, до чего же я хороша! Теперь понимаю бедных мужчин, которые цепенеют в моем присутствии.

Судите сами: ноги, как и положено, длинные, стройные; руки с тонкими нервными пальцами; шея.., само собой, лебединая. Лицо!!! Словами не выразить. Нос, губы, глаза… Да что там говорить. Красавица и все тут! Одни только волосы чего стоят! Волосы!

Даже у меня захватывает дух, глядя на них. Про себя я помолчала бы, но про ту, что на моем диване лежит, скажу: волосы — главная моя гордость. Ох, не знаю, как и рассказать. Здесь без поэзии не обойтись. Ну, примерно так: струящийся золотой поток…

И вдруг меня словно током прошило.

«Стоп!»

Я похолодела в предчувствии беды. Слипшаяся прядь показалась мне подозрительной. Присмотревшись, я в ужасе отшатнулась. У виска спящей красавицы темнело пятно, слишком сильно похожее на запекшуюся кровь. Схватив девицу за плечи, я приподняла ее с дивана и (о боже!) увидела на сером велюре загустевшую кровь.

«Да жива ли я?»

Принялась щупать бесчувственное тело, прикладывала свое ухо то к груди, то к животу двойника. Сердце молчало. Пульса не было. Это говорило о том, что в руках у меня труп. Догадка медленно входила в меня.

«Я умерла?.. Я? Умерла?» — с безграничным удивлением бубнила я себе под нос, нервно и зябко потирая ладонями плечи.

Комната окрашивалась густым ужасом, источаемым мною.

«Боже, я умерла!!!» — вдруг взорвалось в моей голове.

Неведомая сила смела меня и, наполняя комнату душераздирающим криком, вышвырнула из квартиры вон, с громким топотом покатила по ступеням. Неизвестно как я оказалась внизу у подъезда и понеслась прочь, подальше от страшного места.

Я летела по ночному городу, рыдая, всхлипывая и глотая слезы. Я искренне оплакивала себя, неистово содрогалась от жалости. «Умерла! Умерла!» Эта мысль не помещалась в моей голове, но лезла туда нахально, вытесняя все умное, правильное и полезное. Я боялась страданий, но страдала, страдала, неукротимо вымывая страдания солеными потоками слез и жадно вбирая в себя новые, еще более мучительные.

«Господи! — с чувством вопрошала я. — Господи, ну почему ты ко мне так жесток? Почему именно я должна покинуть мир в полном расцвете…»

В расцвете чего, выразить господу я не смогла — слишком строго меня воспитали. На кончике языка крутилось слово «красы». По заблуждению и под влиянием подруг я претендовала всего лишь на то, что я симпатичная. И вдруг узнала: красавица!

И именно теперь, когда я смогла оценить свои внешние данные со стороны, приходится умирать!

Мне было больно осознавать, что все это, лежащее на диване, должно безвозвратно истлеть. Но поднимать эту тему в беседе с господом мне показалось нескромным.

Так, обливаясь слезами, испытывая душевные муки и беседуя с господом, я пробежала несколько кварталов.

Чем дальше я оказывалась от дома, тем возмутительней мне представлялась создавшаяся ситуация, тем меньше хотелось верить в ее реальность.

К тому же не давало покоя пятно крови на серебристом велюре — о, с каким трудом я велюр этот доставала!

Безобразие!

И я вдобавок мертва!

Вдруг меня осенило: «Я же бегу! Значит, жива!»

Но, с другой стороны, как не верить своим глазам: лежала же на диване, в своем халате и тапочках!

«Нет, что-то здесь не так!» — в конце концов подумала я и, трезвея, повернула к дому с твердым намерением докопаться до истины.

Уже подходя к подъезду, я наткнулась на гуляку-соседа. Он нехотя возвращался к своей самодуре-жене. Чтобы оттянуть возврат в дом, сосед начал делать мне комплименты: «Как вы молодо выглядите!»

Возмутительно! Будто мне сорок, а не двадцать пять! Вот что сделал со мной этот муж! Все мужья!

Злость вернула меня к действительности. Я как-то сразу почувствовала себя живой.

В квартиру я (как обычно) попала, толкнув дверь ногой. Нет, вру: на этот раз дверь была распахнута настежь. Лишь девятый этаж да позднее время уберегли меня от потери моей лисьей шубы.

В гостиную вошла почему-то на цыпочках, словно опасаясь разбудить свой труп. Теперь я решила не увлекаться самолюбованием, а еще раз удостовериться, так ли поразительно сходство между трупом и мной.

Занятие, согласитесь, привычное. Не этим ли, вернувшись с работы, занимаются все женщины, сидя в спальне у зеркала?

Но вернемся к происходящему. Тщательные исследования трупа показали: да, никаких сомнений — женщина, лежащая на диване, и есть именно я. Все говорило об этом: и грудь, и бедра, и талия, и даже родинка на золотистом лобке — уж простите меня за подробности, но все ради дела.

И тапочки!

И халат!

Халат и тапочки сильней всего меня убедили. В размышлениях на тему: где я, а где не я, — халат и тапочки были весомейшим аргументом против девушки с усталым лицом, хмурившейся из зеркала. Халат и тапочки явно говорили о том, что труп — это я, хозяйка квартиры.