Людмила Милевская - А я люблю военных…

— Что ж, теперь моя очередь, — улыбнулся он.

Это было похоже на игру двух детей, что мягко говоря, странно, если вспомнить сколько нам лет.

“А сколько? — подумала я. — Понятия не имею о его возрасте. А этот мужчина меня волнует…”

В его глазах тоже появился некоторый интерес, он шепнул:

— Мне нравится как пахнут ваши волосы.

— Тогда еще раз поцелуйте меня, — сказала я, томно прикрывая веки.

И он поцеловал. В губы. Сначала нежно, потом влажно, я ответила, наш поцелуй приобрел вкус…

Мы целовались на глазах у всей публики — я добилась своего!

Впрочем, уже и забыла для чего добивалась, этот мужчина действительно волновал меня. На нас опять опускалась аура влечения, дуновение страсти, томная пелена ожидания, сладкий флёр надежд…

Не помню как оказалась на полу. Казалось, трехтонный пресс рухнул на голову. В ушах звенело…

Я открыла глаза и пришла в ужас: мой Сергей пролетел мимо и приземлился в фонтане. Судя по его костюму, он уже успел перед этим куда-то слетать и приземлиться, думаю произошло это за ближайшим к эстраде столиком — там дама собирала со своего платья французские салаты.

Ко мне подлетела Тамарка и, помогая подняться с пола, затараторила:

— Мама, ты живая?

— Он что, подлец, ударил меня? — бодливо потряхивая головой и соображая все ли извилины на месте, спросила я.

— Нет, что ты, Мама, Женька врезал только ему, тебя лишь оттолкнул немного, но зато так хорошо твоему Сергею врезал, жалко, что всего два раза. Ха! Как он летал! Просто парашютист какой-то, нет, сноубордист, нет… Ах, жалко, что всего два раза.

Однако Тамарка напрасно сожалела, Евгений, поигрывая мускулами, уже двинулся к фонтану, из которого безуспешно пытался выкарабкаться Сергей. Цель Евгения была ясна не только нам с Тамаркой, но и Сергею. Бедняга забарахтался, но вследствие страшного удара противника координация потерпевшего была нарушена, и в фонтан он чаще падал, чем поднимался, как это ни парадоксально.

“Жалеет наверное, что целовал меня,” — с горечью подумала я, страшно переживая за этого хорошего и отважного человека.

А тут еще Тамарка масла в огонь подливала:

— Эх и задаст он сейчас ему перца!

Короче, сердце мое не выдержало, бешеной кошкой набросилась я на Евгения, вцепилась ногтями в его шею и с диким криком “не смей трогать хорошего человека!” кромсала бедную шею как могла. Евгений попытался от меня отмахнуться, но не сумел, я болталась на нем как буль-терьер.

Дальше и вовсе все смешалось. Калейдоскоп лиц. Кто-то вытирал кровь Сергею, кто-то вязал Евгения, “так я и знал” приговаривал метрдотель, метался по залу Рамбулье. И среди всего этого застыла холодящая кровь картина: Люба, спешно бегающая пальчиками по кнопкам сотового.

Я очнулась и тут же попала в объятия Харакири.

— Как же ты Любу не удержал? Она же сейчас меня сдаст!

— Сматываемся, — вместо ответа, крикнул Харакири.

И мы побежали. Уже в холле поняли, что кто-то стремительно нас нагоняет, в ужасе оглянулись: это был Сергей.

Харакири вздохнул с облегчением, я тоже успокоилась и, не сбавляя скорости, спросила:

— Вы живы?

— Вроде жив, — смущенно ответил Сергей и сразу начал оправдываться: — Жив, но совсем не хочу попадать в историю. Боюсь, моему бизнесу это не поможет, а ваш муж кретин. Судя по всему, у него вообще бизнеса нет.

— Не смейте ругать моего мужа! — запротестовала я. — Знаете его еще не со всех сторон!

— Ругайте, — одобрил Харакири, — у вас это неплохо получается. С удовольствием слушаю.

Мы выскочили на улицу. Сергей направился к стоянке, бросив на ходу:

— Если хотите, могу подвезти.

— Конечно хочу! — обрадовался Харакири, хотя предложение адресовано было мне.

Естественно и я не отказалась.

Оправдаться! Снять позор!

Сумитомо посетил “веселый квартал”. Убедился: минка, прибежище вечеринки, принадлежит дряхлому старику. Никто не слышал о хозяине, почтительно встречавшем друзей. Тогда, накануне Аой Мацури.

Сумитомо не отступился

“Искать!” — приказал он себе.

Извилиста тропа поиска. Стена молчания скрыла от Сумитомо гнусного торговца разврата. Не знает о нем никто. И все же…

Упрямо идет Сумитомо к цели. Обыскан до последнего закоулка квартал Симбара.

Ничего!

В другой “веселый квартал” перебрался Сумитомо, в Гион. В простой одежде, почти без оружия, всегда навеселе, — таков теперь Сумитомо. Цель стоит средств!

Улыбнулась удача. Самое большое заведение “огражденного места” Гион — “Итирики”. Сумитомо начал с него.

— Кто хозяин?! — грозно, слегка покачиваясь, спросил он дзёро, промелькнувшую мимо.

— Господин Ямасита, — пропищала девушка.

— Почему не знаю? — не унимался Сумитомо, хватая дзёро за рукав кимоно.

— Он новый. Недавно купил нас, — испуганно поведала девушка. — У него много денег. Отдал за нас двести рё.

— Ямасита? Это гнусный такой, со шрамом на левой щеке? — наудачу спросил Сумитомо.

— Он добрый, господин, — вступилась за хозяина девушка, — бьет редко… А шрам есть… Там где вы указали… Отпустите меня, господин.

Жалобный голосок дзёро тронул Сумитомо. Но он ожесточил себя.

— Пойдешь со мной, — бросил он.

Поволок девушку.

В большом зале “Итирики” Сумитомо, удерживая дзёро и пьяно покачиваясь, завопил:

— Хозяина! Негодяйка поцарапала меня!

Свободной рукой прикрыл большую часть лица. Совсем не потому, что ранила коготками дзёро, опасался — узнает гнусный торговец развратом до времени.

Зал притих. Подвыпившие самураи, пехотинцы из бедных семей, смотрят недоверчиво. Виданное ли дело: дзёро поцарапала лицо господина!

И он не зарубил ее на месте? Требует хозяина? Зачем этому господину меч?!

Долго ждать не пришлось. Спешит бледный от волнения хозяин к напрягшемуся в ожидании Сумитомо.

Взгляд из-под руки — он! Гнусная рожа! Заискивающая ухмылка! Шрам на щеке!

Он!

Хозяин согнулся в поклоне. Сумитомо свободной рукой выхватил кинжал, прикрыл оружие рукавом.

Дзёро молчала, перестала рваться. В детских глазах застыло непонимание, смертельный ужас и еще что-то…

Сумитомо не до нее. Он отпустил руку девушки — не нужна больше. Подошел к хозяину “Итирики” вплотную, шепнул, ткнув незаметно острием кинжала:

— Тихо. Иди за мной. Оставлю жить. Может быть…

Сумитомо увел владельца “Итирики” бесшумно. Подвыпившие клиенты не поняли ничего. В небольшой комнатке, где вел дела торговец, смахнул со стола тушенницу и кисти, уселся, удерживая торговца за одежду. Начал допрос.

— Узнаешь?

Побледневшее лицо негодяя говорило лучше его языка.

— Не виноват, господин Сумитомо, — пролепетал торговец.