Лоуренс Блок - Герой по вызову

Он весь словно обвис. Его жирные патлы, белые как лица присяжных в Алабаме и жухлые как член евнуха, свисали до плеч. Его туловище обросло слоями жира, и жирные складки террасами висели под подбородком и на боках. Когда-то он, видимо, сунул голову в духовку и застрял там, потому что его лицо представляло собой гигантский красный блин. Его огромные синие глаза пикантно контрастировали с коричневыми зубами. У него были исполинские уши с такими огромными мочками, что обладая способностью ими хлопать, он смог бы летать подобно крылатому слону. Да и весил он не меньше слона. Пока я представлялся, он успел сожрать миску салата, полголовы сыра и выпить литра два пива вприкуску с буханкой хлеба. Он даже не ел, а засасывал пищу прямехонько в свое брюхо.

Но несмотря на все это, он оказался очень даже приятным человеком. Я уселся за стол напротив него, приготовившись испытать острое чувство ненависти и омерзения к нему, но с самого начала нашего разговора понял, что его просто невозможно не полюбить. Он источал добродушие.

— Ты передаешь мне привет от Таршина, торговца сосисками? — он тихо рыгнул. — Таршин, торговец сосисками. Кто же это такой, что-то не припомню…

— Муж сестры жены твоего брата.

— Ах, kazzih, ты разбираешься в моих родственных связях лучше, чем я сам. Да, так и есть. А ты пробовал его сосиски? Лучше сосисок, чем у Таршина, не сыщешь во всем Кабуле. А у «Четырех сестер» лучшая кухня во городе.

— Да? Я думал, тут подают только вино.

— Для меня тут специально готовят. Для других — нет. Я обедаю здесь постоянно. Вкусно поесть — самое большое удовольствие в моей жизни! — Он оглушительно расхохотался и похлопал себя по выпирающему брюху. — Да это и так видно, а? Разве этот живот не указывает на источник моего главного удовольствия в жизни? — Он снова охлопал себя. — Но что-то я один ем, а тебе ничего не предлагаю. Нехорошо. Ты голоден?

— Я поел час назад.

— Через час после еды я опять умираю от голода. Вина?

— Лучше пива.

Он заказал пива, и очередная уродина-сестра принесла мне полную кружку. В процессе разговора я поинтересовался у него, отчего пиво имеет вкус кешью, и он подробно рассказал мне про орехи, которые добавляют в афганское пиво. Когда я осушил кружку, он заказал еще.

— Так, kazzih, — наконец произнес он. — Как я понимаю, ты хочешь обсудить со мной дело. Не так ли?

— Так.

— И что за дело?

— Женщина.

— Одна? Понял. Ты хочешь купить или продать?

— Купить.

— У тебя есть особые предпочтения? Какую тебе надо? Молодую или старую, высокую или низенькую, европейку или азиатку? Толстую? Худую? Блондинку? Брюнетку? А хочешь, я дам тебе посмотреть мою картотеку и сам догадаюсь, какую ты предпочитаешь?

— Мне нужна девушка по имени Федра.

— Ты предпочитаешь женщин с таким именем? — Он передернул плечами и все его жировые складки заходили волнами. — Но какая разница, как их зовут? Честно признаюсь, я даже не спрашиваю имен у женщин, которыми занимаюсь. Но если ты желаешь девушку с таким именем… как ты сказал, ее должны звать?

— Федра.

— Очень необычное имя для наших мест. Индийское?

— Греческое.

— Поразительно! Но какая разница, как их зовут? Главное выбрать девушку, заплатить за нее подходящую цену — и она вся твоя! Если угодно, ты можешь звать ее Федра или Говнония, на Говнония она точно отзовется! Что скажешь, kazzih?

Я вздохнул. Ну никак не мог я ему втолковать, что мне нужно. Тогда я начал с самого начала, и объяснил, что ищу девушку, которая уже прошла через его руки, которую он уже когда-то приобрел в качестве рабыни.

— Мне привозили эту девушку в Кабул?

— Да.

— А, ну это совсем другое дело! Когда это было?

Я ответил.

— Так давно? Тогда это проблема… — Он взял из хлебницы булку, разломил ее пополам, налил внутрь масла и заглотнул. — Я в тот месяц так много продал и купил девушек, kazzih. Думаешь, я мог бы их отличить одну от другой?

Я сказал, что эту девушку ему продал англичанин и что она прибыла сюда с партией шести других англичанок. Я даже вынул фотографию Федры и показал ему. Аманулла долго ее изучал.

— Я помню эту девушку, — наконец произнес он.

— Слава аллаху!

— Она гречанка? Кто бы мог подумать…

— Она американка.

— Американка. Но имя греческое. Жизнь задает нам больше вопросов, чем готова предложить ответов, а? Теперь я вспомнил и эту девушку, и остальных, с кем она приехала. В то время на них был большой спрос. Я их всех почти сразу же пристроил. Мой тебе совет, kazzih, забудь о ней!

— Почему? — обомлел я.

— Печальная история. — Он закатил огромные голубые глаза и покачал головой. — Kazzih, если ты любил ее, тебе бы следовало выкупить ее на свободу до того, как она попала в Афганистан. Если мужчина влюбляется в рабыню, он уверен, что никто никогда ее у него не отнимет. Он даже помыслить о таком не может… А потом ее продают и перепродают. И только после этого он начинает сожалеть, что так долго ждал. Но теперь уже слишком поздно.

— Почему слишком поздно?

— Ах, kazzih, пей свое пиво… Для тебя наступило время скорби.

— Она жива?

— А я откуда знаю? Как только женщина продана, мой интерес к ней пропадает. Она перестала быть моим имуществом. Было бы аморально все еще радеть о ней. Жива она или умерла — откуда мне знать! Да и какая разница?

— Но если она еще жива, я хочу выкупить ее на свободу!

— Я ждал этих слов, kazzih. Ты ведь еще молод, так? Ты немного пожил на этом свете и не нажил ни единого седого волоса. Молодые склонны к необдуманным речам. У моего народа есть старинная мудрая поговорка: старая ящерица дремлет на солнышке, а молодая ящерица гоняется за собственным хвостом. Ты меня понял?

— Не вполне.

— Печально! Эта рабыня, эта Федра. Она два месяца провела в одном из этих домов. Два месяца она работала там как maradoon. Знаешь ли ты, что происходит с девушкой после двух месяцев работы maradoon? Она больше непригодна для использования, мой друг. Пускай остается вместе с другими такими же… Какую бы цену ты ни заплатил за нее — все равно переплатишь!

— Но это же ужас!

— Жизнь рабыни — юдоль страданий. Это верно. Вообще же системе, основанной на владении человека человеком… Можешь счесть меня, kazzih, отъявленным вольнодумцем за такие слова, но скажу тебе откровенно: системе рабства должен быть положен конец!

— И тем не менее ты работорговец.

— Человеку нужно кушать! — заявил он, откусив от головки сыра, — Человеку нужно кушать. И если существует купля-продажа рабов, что же мешает мне, наравне с другими, участвовать в ней и извлекать скромную прибыль?

— Но, — начал возражать я и осекся. В Америке полным-полно убежденных социалистов, которые трудятся на Уолл-стрит, и не менее убежденных гуманистов, которые торгуют оружием. Мне доводилось встречать людей подобных этому Аманулле, и я знал, сколь бесполезно вступать с ними в дискуссии на темы моральной философии.