Дарья Донцова - Билет на ковер-вертолет

— Меня впустил ваш сосед, — пояснила Майя. В глазах Блюм заплескался ужас.

— Кто?

— Ну… завсегдатай «Холодка».

— Валерий Павлович?

— Увы, не знаю имени этого мужчины.

Теодора Вольфовна посерела, но сказать ничего не успела — дверь в ее комнату распахнулась, появился Прыщ.

— Слышь, дура, — довольно беззлобно сказал он, — запри за мной.

— Сейчас, — подхватилась Блюм.

Прыщ плюнул на паркет и ушел. Когда входная дверь со стуком захлопнулась и Теодора Вольфовна вернулась, на Майю навалилось негодование.

— Мерзавец!

— Тише, тише, — зашептала Теодора, — еще услышит…

— Ну и пусть!

— Он ударить может…

— Вашего соседа следует наказать! — кипела Майя Леонидовна. — Какое право он имеет так себя вести? Почему не отнесете заявление в милицию?

Блюм начала кашлять, а директрису несло на волне злости. Майя Леонидовна слишком переволновалась, думая о смерти Теодоры Вольфовны, и сейчас у нее началась настоящая истерика.

— Харкнул на пол! — закричала она.

— Тише, пожалуйста, — взмолилась старушка.

— Обозвал дурой!

— Он не со зла.

— Ворвался в комнату без стука!

— Право, ерунда.

— Нет, я так это дело не оставлю! — кипела Майя. — Вы одиноки и не способны постоять за себя, но, слава богу, я вполне молодая, сильная женщина…

— Тише, пожалуйста!

— ..и способна поставить негодяя на место.

— Тише, пожалуйста, — словно заведенная повторяла Блюм.

— Прямо сейчас вызову милицию.

— Ой, тише!

— Пусть отметят факт безобразия.

— Не надо!

— Ваш сосед невероятно распущен.

— Все нормально, мы хорошо живем. Очень прошу, не затевайте скандал, — чуть не зарыдала Теодора Вольфовна, — иначе Валерий Павлович мне потом такое устроит…

— Да прекратите бояться! — рявкнула Майя Леонидовна. — Поймите, этот Прыщ чувствует себя хозяином лишь потому, что вы трясетесь, а дадите ему отпор — живо хвост подожмет. Все грубияны, как правило, трусы.

— Вы не знаете Валерия Павловича, — прошептала Блюм, — он способен извести человека. Я благодарна ему за разрешение жить своей жизнью…

— Это уже ни в какие ворота не лезет! — окончательно разъярилась Майя. — Теодора Вольфовна, милая, вы что, раба Прыща?

— Ну… нет, — пролепетала Блюм. — хотя… если подумать… коли честно… не лукавя… не кривя душой… то да! Я его очень боюсь, но и уважаю.

Майя Леонидовна захлопала глазами. Конечно, директриса понимала: жизнь интеллигентной старушки, вынужденной делить квартиру с наглым, явно криминальным мужчиной в расцвете лет, не может быть безмятежно счастливой. Но в Советской стране есть милиция и законы. Теодоре Вольфовне следует показать Прыщу зубы… ну, если уж не все тридцать два, то хоть сколько есть! Мерзкий уголовник навряд ли придет в восторг от перспективы общения с сотрудниками органов.

— Если Валерий Павлович осерчает, он запретит мне посещать библиотеку, — вдруг сообщила Блюм, — а я так люблю вас всех.

— Этот подонок не имеет права вам ничего запрещать! — затопала ногами Майя. — Теодора Вольфовна, милая, нельзя быть такой размазней!

— Валерий Павлович мне хозяин.

У Майи Леонидовны от гнева пропал дар речи, она смогла лишь выдавить из себя нечленораздельные звуки:

— А… а?., о… о!..

Блюм же очень тихо довершила начатую фразу:

— Мой муж человек резкий, принимает решения мгновенно и никогда их не меняет.

Майя Леонидовна потрясла головой.

— Муж? Вы замужем?

— Да, а что тут удивительного?

— Но вы никогда не говорили о семье.

Блюм нахохлилась.

— Просто не было необходимости.

— И ваш супруг спокойно наблюдает за хамством Прыща?

Теодора Вольфовна нервно поежилась.

— Вы не совсем поняли ситуацию. Я расписана с Валерием Павловичем.

В макушку Майи Леонидовны словно воткнулся гвоздь.

— С кем? — переспросила она. — С Прыщом? Вы жена… э…

— Валерия Павловича.

— Господи! — в полной растерянности ахнула директриса и от неожиданности бестактно спросила:

— Как же вас угораздило выйти замуж за такого?

Лицо Блюм порозовело.

— В юные годы Валерий Павлович был иным, нас связала большая любовь. Я ради мужа бросила родителей, порвала с привычным кругом общения и некоторое время была счастлива. Но потом стало понятно: несмотря на страсть, мы с Валерием Павловичем полярно разные люди и теперь живем просто соседями. Муж благородный человек, он содержит меня, не упрекает за полнейшую финансовую несамостоятельность и неумение вести домашнее хозяйство, разрешает проводить время в библиотеке…

— Сколько же вам лет? — вновь проявила бесцеремонность Майя.

— Сорок, — ответила «старушка», — Валерий Павлович меня старше.

Майя Леонидовна вдохнула воздух и забыла его выдохнуть. Блюм всего лишь сорок? Да быть такого не может! У нее же совершенно седые волосы, стянутые на затылке в дурацкий пучок, бесформенная фигура, дряблая, морщинистая кожа… И потом, Теодора никогда не улыбается!

Очевидно, ошарашенный вид директрисы выдал ее мысли. Блюм опустила глаза в пол.

— Я всегда выглядела старше своих лет, — прошептала она. — У нас такая генетика. У женщин в нашей семье какой-то сбой в организме после родов случается. Бабушка моментально сдала, мама превратилась по виду в пенсионерку, родив меня, и я начала стремительно изменяться после появления на свет Павлика. Принесла сына домой и сообразила: за неделю старюсь на месяц.

— У вас есть сын?!

— Да, Павлик, — кивнула Теодора. — Но он сам по себе, ко мне душевно не расположен. Сложный мальчик, вернее, юноша — Павлуше за двадцать, я очень рано родила. Думала, вот оно, счастье: муж, сын. Ан нет, не дал господь радости: Валерию Павловичу я не нужна, а Павлик из дома убежал.

Майя вздрогнула.

— Ваш сын удрал?

— Да.

— Почему?

Блюм пожала плечами:

— Павлик свободолюбивая личность, его, как и отца, нельзя заставить ходить по струнке, и, к сожалению, ему достались моя романтичность и влюбчивость. Сын не посвящал меня в свои дела, не распахивал душу, но у меня есть глаза…

Теодора Вольфовна на секунду замолчала, потом вдруг заплакала.

— Не расстраивайтесь, — бросилась утешать бедную тетку Майя Леонидовна, — кое-кто из людей переживает подростковые комплексы и в двадцать лет. Вернется ваш Павлик. Вот увидите, все будет хорошо.

Теодора Вольфовна вытерла глаза и неожиданно призналась:

— Всю ночь не спала, а потом вдруг прикорнула и на весь день выпала. Уж извините, не пришла, бросила каталог.

— Не беда, — бодро воскликнула Майя, — карточки есть не просят, полежат. И потом, вы же не штатная единица, приходите, когда можете, трудитесь на общественных началах.

Блюм кивнула, но ничего не сказала, в комнате на некоторое мгновение повисла тишина. Затем Теодора шепнула: