Irena-Barbara-Ioanna Chmielewska - Бега (пер. Л.Стоцкая)

– Ты смотри, что делает, гад! – выдохнула Мария.

– Смотрю с восхищением, – заверила я. – Ты не знала, как Бялас может проиграть? Вот он тебе и показывает. Это талантливый жокей…

Метя вернулся снизу после звонка на следующий заезд и возмущенно упрекнул меня в том, что я неточно рассказываю. Я пропустила разные подробности, которые наверняка находятся в показаниях обвиняемых и свидетелей. Например, Гарцапский…

– Метя, а ты снова соврал? – подозрительно перебила я. – Ты же говорил, что Гарцапского не знаешь!

– Я уже успел про него столько услышать. Кроме того, оказалось, что я знаком с теми, кто его знает. Он, как выяснилось, был самым доверенным сообщником Василя. Оказалось, что Дерчика они вовсе не хотели убивать, планировали только страшенный мордобой, а труп им спутал все карты. Оказывается, после убийства Завейчика Гарцапский его оплакивал горючими слезами, потому что никак не ожидал от Василя настолько энергичных действий, и я знаю, почему он хлопнул себя по лбу тогда на Аргентинской улице. А ты знаешь?

– Знаю.

– Тогда почему нам не сказала? – спросила с упреком Мария и начала разливать пиво в стаканы.

– Да просто забыла в суматохе вам про это рассказать. Он признался, что это было сделано специально. Он издалека увидел Завейчика в его машине, решил, что ему надо сообщить об этом Василю, и притворился, что совсем не замечает Завейчика. Демонстративно хлопнул себя по лбу, словно что-то сделать забыл, и вернулся. Чтобы позвонить Василю.

– Все в точности сходится, – подтвердил Метя, – именно так он сказал моему знакомому еще до ареста…

– О Господи, ну и знакомые у тебя…

Я схватила стакан, из которого полилась пена мне на программку и сигареты. Мания Марии насчет того, что из бутылки надо сразу все вылить, не знала меры и границ. Часть пены попала ко мне в сумку.

– Ладно, – смирилась я с этим, – я и так в лучшем положении, чем одна моя знакомая, которая в расстроенных чувствах высыпала в сумочку содержимое пепельницы и тут же вылила туда стакан чая. А что касается тех десяти минут, на которые у Гарцапского не было алиби, так это он как раз в тот момент и остановил Завейчика, чтобы передать ему предложения Василя о встрече. Гарцапский клянется, что сообщником в убийстве не был и никогда не стал бы.

– Это возможно, – согласился Метя. – Все эти мокрые дела здорово им навредили…

Сзади ко мне наклонилась Моника Гонсовская.

– Мне просто в голову не пришло бы так ездить, как они, – сказала она, кивая на турф. – Я привыкла, что, если лошадь сама бежит, ее погонять надо, а не придерживать. И ведь абсолютно не видно, как они это делают! Как вы думаете, тот жокей, что едет на Доминике, тоже подкуплен?

– Говорят, за семь миллионов…

– Батька с Капулясом делают что хотят, – сказал Метя, невзирая на то, что Капуляс сидел у нас за спиной.

Корсет выиграл, Вишняк на Зельце гнался за ним как бешеный, но старт он просидел и поехал поздно. Он не осмелился не быть вторым, – но первого места счастливо избежал. Пан Здись взбесился и орал что-то о миллионах, к счастью, сегодня бухгалтерия считала исключительно быстро, и вся эйфория у него прошла. За триплет дали триста восемьдесят.

– Ну, если ты мне скажешь, что Вонгровская на своих лошадей не поставила… – начала Мария сердито.

– А почему бы ей не поставить? Что она, не человек? Надеюсь, что она выиграла, дай ей Бог.

– Ведь видно же, что все победы подстроены! – рассердился Юрек. – На тебе: весь триплет – псу под хвост! Ну почему им не запретят ездить?!

– Потому что в таком случае некому было бы, – холодно и четко объяснил пан Рысек.

– Пусть мальчиков сажают!

– Ну вот, сами же видите, – горько сказал пан Собеслав. – Убийства произошли, жуткие такие преступления, бандитов за решетку упекли, а они тут все о своем…

– Каких там бандитов? Сколько? Двоих или троих, а их тут человек триста!

– Вы полагаете, было бы много лучше, если бы за решетку упекли все три сотни? – скептически вопросил пан Вальдемар.

– Три сотни? – страшно удивилась пани Ада. – Всего лишь?

– …я сюда больше не приду!

– И не приходите! Кто вам велит?

– Не придет он, не смешите меня…

– Иоанна права, – вдруг сказал Метя.

– Так я же молчу! – удивилась я.

– Зато ты раньше говорила. Не прекратится тут все это безобразие, если не изменятся идиотские правила, жокеям невыгодно выигрывать, потому что проценты им дают нищенские, букмекеры процветают, потому что кассы слишком рано закрывают…

Говорила я, конечно, много чего еще, но Метя уже не стал пересказывать. Все заговорили одновременно, потому что пан Рысек домогался ответа на вопрос, кто же такие ангельские существа, которые не позарятся на дополнительные доходы, пан Собеслав вовсю костерил букмекеров и ругал налоговую инспекцию, Юрек обвинял во всем бывший строй, снизу пришла Моника Гонсовская и оказала, что самая лучшая в следующем заезде – Окарина. Вальдемар начал провозглашать, что бега – это самая что ни на есть честная игра в мире.

– У вас что, крыша поехала? – подозрительно спросил Юрек.

– Это почему же? Люди, подумайте логически!

– …ну да, Окарина, тройка. Она резко выделяется…

– Так почему он…

– Тихо, я говорю! Половину этого бардака составляют все-таки лошади! Да или нет?

– …если бы никто не платил, тогда бы не брали!

– А для себя что? Святые они, что ли?

– Тихо, говорю! Лошади!

– Заткнитесь все, пусть он выскажется!

– Ну, лошади, а дальше что?

– А то, что лошадь – это честное и благородное создание! Водки не пьет, взяток не берет, не соврет, если в хорошей форме, так покажет, чего стоит! И где такое учреждение найти, где половина работы честно делается, с гарантией?!

– В этом что-то есть…

– Так ведь ездят люди!

– А люди и есть та вторая половина…

– Дураков из нас делают, как тут выиграешь?!

– А кто же это сказал, что вы должны выиграть, уважаемая? Нет такого правила, вы сюда для развлечения ходите…

– Инфаркт будет от такого развлечения!

– Для развлечения!! За это платят! Вы ведь и в ресторане платите, а? Так ведь там, если некачественная жратва, вам деньги вернут…

– …и какая свобода! – говорил Метя мечтательно. – Хочешь – приходи, не хочешь – не приходи, хочешь – ставь, не хочешь – не ставь, можно хоть на лошадь смотреть, хоть газету читать…

– Они тут все рехнулись, нет?! – с неподдельным ужасом спросила Моника Гонсовская.

Завыл рупор и заглушил мнения и взгляды. Дали старт.

Фукс – победа лошади, от которой этого не ожидали.

То есть с дополнительным весом в седле.

Творки – варшавский сумасшедший дом.