Иоанна Хмелевская - По ту сторону барьера

— Через пару минут? — не поверила я своим ушам.

Точно помню — зачитавшись календарем, проторчала в кухне не меньше часа. Невозможно, чтобы все это время старая панна Цецилия проторчала со свечой у меня в коридоре, не заметив времени. Значит, кто-то другой поднялся по лестнице, так же легко и тихо, как я хожу. Кто же?

А панна Цецилия взволнованно подтвердила:

— Я еще постояла, послушала, к себе ли идет моя хозяюшка, а как убедилась — к себе, вот и дверь в спальню за собой прикрыла, не требуется ей, значит, никакая помощь, так и я к себе пошла, да только уснуть никак не могла. Все сдавалось — не только кошки по крыше да чердаку гуляют, но как и еще чьи-то шаги, уж их от кошачьих я с легкостью отличу. Да и в другом месте слышатся. Взявши свечу, я вдругорядь вышла послушать, а потом еще дальше пошла, казалось мне — шаги из другого коридора слышатся, и тут я словно дым почуяла, но еще сомневалась, не хотелось попусту народ на ноги поднимать. Забежала к себе, потеплее на всякий случай оделась и отправилась искать место, отколь дым тянется. И оказалось — от Катажинки, благодетельницы моей! Езус-Мария-святой Юзеф! А там Катажинка, закрывшись, сладким сном почивает и не ведает, бедная, что огонь в ейной спальне занялся! А может, уж и не дышит, потому как оченно сильный дым из-под ее дверей выбивался. Подойти невозможно, спасти не могу по старости и немощности, ну я крик и подняла...

Права панна Цецилия, если бы я действительно спала у себя, не быть мне в живых, дым выбивался из спальни кошмарный, в коридоре мы от него задыхались. Но ведь окно-то я оставила открытым, уж это я наверняка помню. Хотя... при открытом окне огонь мог усилиться, и тогда бы я не задохнулась, а сгорела. Одно другого не лучше.

Я не стала всенародно подчеркивать факт моего отсутствия в спальне, не желая умалять заслуги панны Ходачкувны по спасению моей жизни. Если не мою жизнь, так мой дом она наверняка спасла. Вот интересно, откуда мог взяться огонь, камин ведь давно прогорел, лампы, как я уже говорила, все были потушены. Разве что какую свечу оставила. Собравшиеся громко на все лады обсуждали эту проблему, и большинство пришло к выводу, что, видать, какая искра от свечи попала на ковер, недаром он сильнее всего пострадал. Однако настаивать на этой версии прислуга не стала, боясь обидеть барыню. Один лишь Винсент набрался храбрости, когда все разошлись, вполголоса высказал предположение:

— Ясновельможная пани графиня могла оставить одну непогашенную свечу, просто запамятовала теперь. Потому как у самой вашей постели упавшая на пол свеча валялась, на выгоревшем коврике. От нее и мог заняться огонь, и ковер тлел, отсюда столько дыму. А я свечу незаметно ото всех поднял и на место поставил, чтоб лишнего не болтали.

Вот такая ночь была. Надо будет панну Цецилию вознаградить. А Винсенту я не стала говорить о моих соображениях насчет причины пожара. С Романом поговорю. Что бы придумать в качестве награды для панны Ходачкувны? Вот интересно, если она прекрасно слышит вздохи котов на крыше и мчится на всякий подозрительный шум, как я смогу пригласить к себе Гастона так, чтобы никто об этом не узнал?

Под вечер следующего дня мы с Романом обменивались мнениями.

— Я бы не сомневался — это дело рук Гийома, — озабоченно докладывал Роман, — если бы не то обстоятельство, что накануне вечером он отправился в гости к графу Скупскому, в его резиденцию под Варшавой, да вы знаете, пани графиня, их мокотовский дворец, и остался там на ночь.

— А это точно, что остался там ночевать?

— Так я же, почитай, лично расследование произвел и всех, кого мог, порасспрашивал. Правда, на покой господа Скупские и их гости отправились сразу после раннего ужина, а утром Арман Гийом был как штык на их позднем завтраке, да это не сбило бы меня со следа, кабы не его конь. Несколько человек подтвердили — всю ночь простоял в стойле, разве что негодяй другого какого нашел. Мог и нанять, и украсть.

— И никто там поблизости не видел какого уезженного коня? — допытывалась я, тоже уже поднаторевшая в полицейских расследованиях.

— Этого со всей очевидностью установить не удалось, — признался Роман. — Да и вообще может пройти время, пока выяснится. Если же Гийом кому за лошадь заплатил, так тот не пикнет. А насчет пожара я нисколько не сомневаюсь — поджог, и пани спаслась лишь потому, что из спальни ушла...

Даже Роман не осмелился мне задать вопрос, где меня черти носят, но ему-то я могла сказать правду. Откровенно призналась: голод меня погнал в кухню, развлечение себе устроила. Роман вздохнул с облегчением.

— Как хорошо, что пани графиня мне это сказала! Ведь у нас там переполох. Обнаружили — ночью в кухне кто-то был, буфеты и чулан открывал, свечи зажигал, кошек кормил и грязную посуду за собой оставил. А хуже всего, что заподозрили панну Цецилию. Я же, зная нахальство Гийома, подумал, что это поджигатель такой наглый, еще и есть в этом доме не постеснялся.

Вы разрешите мне деликатно рассеять подозрения прислуги, нехорошо, чтобы подозревали бедную старушку.

Естественно, я согласилась. В конце концов, имею право в собственном доме делать что заблагорассудится, пусть думают о барыне — с причудами. А насчет пожара мнения наши с Романом полностью совпадали. Об этом свидетельствовали и запертые изнутри окна, и выпавшая из подсвечника на пол свеча. Ничего не скажу, могла и выпасть, но не зажженная, уж я-то хорошо помнила — свет, уходя, потушила, еще в темном коридоре постояла немного. А если бы это я захотела кого-то дымом задушить, поступила бы так: сначала выждала бы, пока весь дом не заснет...

Я рассуждала вслух, Роман внимательно слушал, кивая.

...дом и заснул, у меня одной долго горел свет, пожалуй, до полуночи. А когда потух, я бы подумала — ну, наконец и она легла спать. Подождав немного, я бы прокралась в спальню, чтобы поджечь кровать со спящей. Окно распахнутое заперла бы, а принесенные с собою какие-то легко вспыхивающие материалы разбросала у постели и подожгла, для виду сбросив на пол свечу.

Роман дополнил мой рассказ:

— Проникнул мерзавец изнутри, снаружи в окно спальни легко не залезешь, под окном никакого дерева нет. И стена гладкая, ни карнизов, ни балкона.

Кивнув, я продолжала душить жертву. Хорошо было бы, убегая, запереть дверь спальни, но запирается она изнутри, а вылезти в окно — сложно. Преступник предпочел оставить запертым окно, сам вышел в дверь и сбежал. Рассчитывал, видимо, еще и на то, что спасатели одновременно распахнут дверь и окно, тогда сквозняком раздуло бы сильный огонь, и от меня осталось бы одно воспоминание. Замечательно!

Преступление у меня получилось, но оставалась неясность: каким образом убийца проник в дом? Скорее всего, поднимался снизу, раз панна Цецилия слышала его шаги на лестнице, но ведь в нижнем этаже у нас на ночь всегда запираются все окна и двери. Подумать же на кого-нибудь из дворни я никак не могла.