Иоанна Хмелевская - Убойная марка

Я поделилась с Гражиной своими соображениями.

— Человек, похоже, записал номер телефона не в последний момент, а раньше. Возможно, уже переписал в записную книжку или позвонил, и больше номер не нужен. А потом забыл об этом и выбросил пачку. Видимо, происходило это совсем недавно, от долгого лежания пачка выглядела бы совсем по-другому. Вот интересно, можно ли дозвониться до владельца мобильника, зная его номер, не придумали ли каких-нибудь хитростей? Большинство держит в секрете номер своего сотового. Мне известно много способов, как защититься от ненужного звонка на стационарный телефон, а вот как с сотовым — не знаю.

Тут только я заметила, что Гражинка меня не слушает. Она как загипнотизированная продолжала разглядывать пряжку. Не трудно было догадаться, что это означает. Но не станем преувеличивать. Если мы даже любим кого-то без памяти, то самого человека, а не его пряжку от брючного ремня, не шнурки от ботинок, не под" тяжки. Разве что…

— Ты сама ему купила этот ремень, так ведь? — спокойно и напрямик спросила я.

— Да, — вздохнула Гражина. — И долго выбирала пряжку с его знаком зодиака.

Правильно я догадалась.

Тут она, словно очнувшись, в ужасе уставилась на меня, что мне даже стало обидно. В конце концов, я не огнедышащий трехголовый змей и не злобный гном. И даже не ведьма, хотя из всех этих сравнений последнее — самое подходящее. Нет, тут даже ангел не выдержит, не только я.

— Сколько можно притворяться? — обрушилась я на девушку. — Ведь с самого начала даже дураку ясно — ты по уши завязла в этом деле.

Кончай увиливать и выкладывай все начистоту, будем вместе решать, как выпутываться. Или, может, ты и в самом деле боишься, что этот твой хахаль зарубил Веронику топором? Но даже если и так, возможно, найдем смягчающие вину обстоятельства. Давно пора расколоться, вон ведь как извелась. Ну, в чем дело?

Лицо несчастной девушки из синюшно-бледного стало пунцовым, она с трудом дышала. Того и гляди в обморок упадет.

— Да нет.., ты не то думаешь.., это невозможно.., не так.., не так…

— А как? Сделай милость, уточни, я хоть и догадываюсь, но не обо всем. То есть он замешан, но без топора, так? Или пришиб ее случайно, просто рука дрогнула…

— Ну знаешь, этого не может быть Я не согласна!

— Хорошо, я тоже могу не соглашаться, за компанию с тобой, что совсем не мешает как следует взвесить все известные нам обстоятельства. К чему он причастен? К маркам? К монетам?

К другим ценностям? Фарфор, серебро? — настырно допекала я Гражинку. — Ты же сама упоминала о какой-то безделушке времен Варшавского княжества…

Гражинка глядела на меня полными слез глазами раненой лани.

— Только слез нам сейчас и не хватает! — проворчала я. — Тогда весь зал обратит на нас внимание. Болеславец не Париж, сплетни здесь — страшная сила. Соберись с духом, в твоих же интересах обсудить все спокойно. И учти, в конце концов, пряжку нашла я, а не глины, хоть небольшое, но утешение, согласись.

— Но ведь ты, — выдавила из себя Гражинка, — но ведь ты им скажешь. Просто обязана сказать. А ведь он… О боже!

— И вовсе не обязана, — холодно проговорила я. — Если узнаю, что на самом деле происходило и какое значение имеет пряжка. А ты по-прежнему молчишь как гроб повапленный… тьфу! Ведь я сама по себе не могу обо всем догадаться. Этот твой хахаль там был, теперь знаю твердо, но в каком качестве? Что он там делал?

А может, и ты не знаешь? Подносик из-под монет — вещественное доказательство, факт, и этот факт я пока держу в своей машине. А может, твой парень лишь следил за преступниками и теперь намерен их шантажировать? Видишь, к каким выводам можно прийти, если некоторые будут молчать, как.., как не знаю кто. Я ведь могу выдвинуть и еще парочку версий, одну лучше другой, ты меня знаешь, воображения хватит, вот фактов маловато, помоги же мне. Хочу услышать от тебя хоть одно, слышишь? Одно объяснение, вместо всех этих слезливых причитаний.

— Кажется, немного коньяка мне бы помогло, — дрожащими губами пролепетала Гражинка.

Я оглянулась на официантку. Ресторан почти полупустой, официантка работой не перегружена, и коньячок появился незамедлительно. И так же незамедлительно был принят страждущей.

Помолчав немного, она глубоко вздохнула и обреченно начала признаваться:

— Я и в самом деле не хотела тебе о нем говорить, вообще, еще до всего… Знаешь ведь, как я подхожу к этому.., к этому…

— Сексу. Знаю. Валяй дальше.

— Сплошные сомнения… И вовсе не только секс, вот ты всегда так.., грубо…

— Молчу, молчу. Но похоже, в данном случае были не только сомнения? Судя по твоим душевным терзаниям.

— Знаю, у тебя я понимания не найду, нет в тебе тонкости.., но чего уж там скрывать. Влюбилась я. Очень.., очень влюбилась, есть в нем что-то такое, словом, без него я не представляю себе жизни. И в то же время что-то в нем меня настораживает…

— Судя по всему, настораживает совсем немного, да и то лишь тогда, когда его нет рядом.

А когда он с тобой, страсть застилает глаза.

— Точно! — подтвердила девушка и спохватилась:

— А ты откуда знаешь?

— Не ты первая, не ты последняя, — со вздохом отвечала я. — И мне довелось такое пережить. Но к делу, — поспешила отогнать я нахлынувшие было воспоминания. — Так вот, когда ты о нем думаешь на расстоянии и относительно спокойно, то взвешиваешь все за и против? Или не в состоянии этого делать, в голове полный сумбур?

— По-разному бывает. В основном сумбур.

Ах, я и сама не знаю, мотает меня из стороны в сторону. А в последнее время живу как на качелях, то лечу вверх, то опускаюсь на самое дно.

Я бы уж предпочла нечто среднее, чтобы земля была под ногами, а не такая пустота вокруг.

— Размечталась! — с укоризной фыркнула я и опять спохватилась: ну что у меня за характер.

В конце концов, эту девушку я знала уже несколько лет. Обычный, заурядный парень показался бы ей скучным и недостойным внимания.

Я даже могла припомнить ей одного такого, да чего уж растравлять сердце несчастной, и без того мучается.

Коньяк — отличная терапия, я всегда говорила. Гражина почти обрела душевное равновесие и уже спокойнее продолжала:

— Возможно, теперь я об этом жалею, но…

Нет, не стала бы ничего менять. Знаешь, в Патрике есть что-то, чего я не могу до конца понять.

А я с самого начала знала, что дело добром не кончится, подспудно чувствовала. Ты права была, говоря о секретах.

— О каких секретах?

— Ну, помнишь, однажды ты сказала., что если кто-то делает из чего-то секрет, это всегда нехорошо пахнет. Так ты выразилась.

— Надо же, какие умные вещи я иногда говорю.

— А он как раз именно такие штучки откалывал — все у него какие-то тайны. Никогда не скажет, куда едет и зачем, чем занимался во время долгого отсутствия и где был, а уж если приходит, то, как правило, с опозданием и ни за что не объяснит, почему опоздал. А то и вовсе не придет, хотя мы договорились встретиться, и на все расспросы ответ один: не мог прийти. Понимаешь? А какого лешего не мог?!