Иоанна Хмелевская - Убойная марка

— Делать им нечего, этим стражам порядка, — рассердилась я. — Цацкаются с преступниками как с тухлыми яйцами. Тоже мне, нашлись блюстители закона, и на шаг боятся преступить его, когда дело этого требует. Эти глины, скажу я тебе, могут взять первого попавшегося взломщика и с его профессиональной помощью запросто войти в квартиру на Концертовой и без ордера… Вот тебе и руки и ноги.

— Умно рассудила! — рассмеялся Януш. — А потом на суде признаются. Так? Какое же это доказательство, если оно добыто незаконным путем?

Но я уже переключилась на другое.

— Погоди, шантажик, говоришь… А, это не ты говорил, но все равно… Слушай, а я догадалась, почему Кубу так долго не могут отыскать. Он не дастся им до тех пор, пока сам не сможет пошантажировать Патрика. Да, да, именно к этому он и стремится, а Патрик скрывается, вот глины и не могут никого из них найти.

— Очень возможно, — согласился со мной Януш. — А как Патрик? Он позволит себя шантажировать?

Мы одновременно взглянули на Гражинку.

Она сидела окаменевшая, словно памятник безутешной печали. Похоже, до сих пор мы говорили лишь очень неприятные для нее вещи.

Пошевелившись, девушка тихонько промолвила:

— Нет, не позволит. Скорее убьет шантажиста.

— Ну так этот Кубусь себе мягко стелет… — начал было Януш, но я не дала ему закончить.

— Погодите, тут только что какой-то тип позвонил. Может, это Патрик? Что-то говорили обо мне и сделали из меня кладбищенскую гиену, вроде я должна беречь наследство, а я, может быть, теперь вожу в своей машине бомбу?

Гражинка вздрогнула, а Януш явно встревожился.

— Ты ничего ни о гиене, ни о бомбе не говорила.

— Не успела. Сегодня все утро мы с тобой только и делаем, что беспрестанно говорим по телефонам, так у меня и из головы вылетело. Сразу после Гражинки кто-то позвонил, и незнакомый мужской голос сообщил, что в моей машине имеется что-то чужое, не мое, а мне нельзя к этому прикасаться. Холера! Так что же, саперов вызывать? Я сама ни за что в машину не полезу!

Януш сорвался с дивана.

— И она молчит! Вряд ли бомба, но посмотреть на это необходимо! Где ключи? Немедленно идем к машине!

Разбежался! У меня не было ни малейшей охоты без особой потребности пользоваться своей ненавистной лестницей, за долгие годы проживания на пятом этаже она сидела у меня в печенках. Если что-то там лежало в моей машине, пусть еще полежит, никуда не сбежит, и завтра успеем наглядеться. А сегодня я вообще не собиралась выезжать. Бомба? Ну и что? Если ее не трогать… И вообще по поводу своей машины я никогда особенно не переживала. Помню, раз мне позвонил некий тип с сообщением, что разбил мою машину, по всем правилам припаркованную в положенном месте. Должно быть, глины его заставили звонить, не иначе. Очень вежливо говорил, извинялся, имя-фамилию и адрес сообщил. Дело было в воскресенье, в мои планы не входило выезжать, я и не тронулась с места из тех соображений, что от моего взгляда на нее машина не исправится сама по себе, а мастерские по воскресеньям не работают.

Это было еще в прежние времена. Теперь я просто позвонила бы в автосервис по срочному номеру, и мне все отремонтировали бы в лучшем виде. Но в те времена такого сервиса еще не было, так что машина стояла и дожидалась своего часа.

Вот и теперь я не двинулась с места.

— А какой смысл? Он сказал — не смотреть, так что пользы не вижу, нельзя не только разворачивать, но даже и трогать. Пускай себе полежит спокойно.

— Нет, ты серьезно?

— А ты и в самом деле считаешь, что если полежит немножко, то непременно взорвется?

Или прокиснет?

— Опомнись! А если это Патрик?

— Не знаю. Может, просто кто-то глупо пошутил. И ради какого-то кретина я, как последняя дура, стану бегать по лестнице туда-сюда?', Поскольку и Януш, и Гражинка прекрасно знали о моем отношении к лестнице в подъезде, они не нашли никаких контраргументов.

Спустя какое-то время Гражинка беспокойно заерзала.

— А вдруг., а вдруг, — жалобно прошептала она, — хоть что-нибудь прояснится.

Я уже собиралась гневно прикрикнуть на девушку, нечему тут, дескать, проясняться, как вдруг в глубине души у меня что-то прошелестело. Таким, знаете, бумажным шелестом. А, чтоб их черти всех побрали! И вспомнились некстати строчки из проклятого письма, мол, я делаю что-нибудь только тогда, когда мне это выгодно, а на других — наплевать. А ведь если честно, это именно из-за меня Гражинка впуталась в проклятое преступление, впуталась лично, а может, и Патрик тоже каким-то боком из-за меня… Если бы она тогда не поехала в Болеславец…

— Чтоб вам всем лопнуть вместе с этим телефонным Идиотом! — не удержалась я, хоть в словах давая исход чувствам. Но с места поднялась.

Януш проявил заботу:

— Если хочешь, я один пойду.

— Еще чего! Погибать — так вместе! Ну чего вытаращился? От взрыва погибать. Как романтично!

Ясное дело, по лестнице я стала спускаться не из-за романтизма, а из любопытства. Ну а кроме того, лишь я могла достоверно подтвердить, что именно в моей машине принадлежит мне.

Возила же я всегда множество вещей, которые постороннему человеку могли показаться ненужными и мне не принадлежащими. Скажем, запас целлофановых мешочков (на всякий случай), каталоги парижских ресторанов (пригодятся), резиновые сапоги, сетки для ловли янтаря, кучи застарелой корреспонденции и еды для собак. Это все, что мне вспомнилось. А еще наверняка целая куча того, о чем я не успела вспомнить, спотыкаясь на проклятой лестнице и ступая осторожно, ибо не один раз уже подворачивалась щиколотка. Ворча и проклиная все на свете, я наконец покончила со ступеньками, но облегчения не испытала, потому что знала: скоро придется карабкаться по ним вверх.

Чужая вещь в моей машине сразу бросилась в глаза, как только мы раскрыли багажник. Это оказался длинный сверток размером с большой чемодан, аккуратно завернутый в плотную бумагу и со всех сторон оклеенный скотчем. Нет, такого совершенно точно в моем автомобиле не было, это явно посторонний элемент.

— Если это бомба, то выглядит прямо-таки ужасающе, — скептически заявила я. — В состоянии смести с лица земли весь город. Послушай, не тюкает?

Наверное, мои слова произвели впечатление. Довольно долго мы все трое прислушивались в напряженном молчании. Нет, не тюкало, сверток каменно молчал. Януш попытался его поднять.

— Тяжеловато, но, пожалуй, справлюсь.

Я удержала его, напомнив:

— Этот гипотетический Патрик настоятельно просил не трогать сверток. Не пытаться распаковать и так далее. Сдается мне, это добыча преступников.

Януш оставил сверток в покое, а Гражинка издала сдавленный звук.

— Ты думаешь… — начал было Януш, но я не дала ему продолжить.