Иоанна Хмелевская - Бабский мотив

Однако мои подозрения быстро затухли, потому что люди, как правило, не ведут бесед с трупами.

Разве что там затаился психопат, а вот их я панически боюсь.

Я снова замерла. Позвонить в дверь? Постучать? Войти без стука? Заглянуть?

Последнее мне больше всего пришлось по вкусу, я слегка толкнула дверь и осторожно заглянула.

В глубине просторной прихожей что-то стояло. Стояло оно так, что на миг показалось мне, чересчур реалистичной скульптурой, поставленной для красоты. Но поскольку украшать статуями прихожие городских квартир как-то не принято, я решила, что это все-таки не статуя, а человек.

Женщина среднего возраста, средней комплекции, в пальто, шапочке и полусапожках. Не очень элегантных, стоптанных, но наверняка удобных.

В руках женщина держала большую дорожную сумку, явно пустую. Когда я подошла, женщина даже не шелохнулась.

Я собиралась вежливо поздороваться, но слова замерли у меня на устах, потому что я заглянула в гостиную.

Это наверняка была гостиная: сквозь настежь распахнутые двери справа виднелся камин, слева — квадратный столик, на мой взгляд отлично годящийся для бриджа. Такая красота пропадала ни за понюшку табаку, потому что за столиком сидели два человека и явно не играли в бридж.

Я окаменела — в точности как статуя средних лет рядом со мной, — во все глаза всматриваясь и вслушиваясь в спектакль, что разыгрывался на моих глазах.

Одна из женщин, сидевшая к нам в профиль, была светлой блондинкой, а вторую, темноволосую, я видела только со спины, а когда она поворачивала голову — виднелся еще и край щеки.

Перед девушками стояли три бутылки. Я опознала коньяк, виски и чистую как слеза родимую водяру. Кроме того, на столе имелась батарея разнокалиберных рюмок и стопок, в том числе один огромный фужер. Блондинка, совершенно пьяная, размазывала по физиономии слезы, сопли и макияж, а темноволосая, явно более трезвая, была так занята подружкой, что не обращала внимания на окружающий мир.

Склерозом я пока не страдаю, исповедь Барбары Борковской крепко засела в моей памяти, и я поняла, что передо мной вторая жена, знаменитая Уршулька, а рядом с ней — Зеня из бухгалтерии. А кто еще это мог быть? Ведь самая главная подружка Уршульки лежала в морге, на работе Уршуля общалась только с Зеней, а остальные бабы ее не любили.

— Ну что такое, что? — повторяла Зеня. — Ну скажи наконец? В чем дело? Что ей от тебя нужно было?

Уршулька шмыгала носом и продолжала мазюкать физиономию потеками туши, не в силах выговорить ничего членораздельного. Зеня налила ей виски в стопку с коньяком.

— Я Домбровская, Ядвига, — прошептала женщина возле меня, продемонстрировав тем самым, что мое присутствие не ускользнуло от ее внимания.

— Хмелевская, Иоанна, — машинально представилась я, тоже шепотом.

Кто такая Ядвига Домбровская, я догадалась мгновенно: пани Ядзя, которая нянчилась с детями Барбары!

— Да не понимаю я ничего, — настаивала Зеня. — Чего она на самом деле от тебя хотела?

Ну говори же!

— Де-е-е… — невнятно провыла Уршулька. — Де-е-енег!

— Денег? За что?! Ведь ты же ее больше не просила прикидываться Барбарой! Раньше ты ей

платила — это понятно, но сейчас-то за что?

— Что.., чтобы переста-а-ала!

— Чтобы она перестала изображать Барбару?

Всхлипнув совсем уж неистово. Уршулька кое-как донесла до рта стопку. В голосе Зени послышались нотки ужаса:

— А если ты ей не заплатишь, она будет и дальше продолжать. А на что ей это? Ведь и так уже никто не верит! В конце концов дойдет до НЕГО!

— Вот.., вот и-и-именно!

— Она хотела ему сказать?!

— Е-е-если я ей не дам де-е-енег…

— Гос-с-поди Иисусе! И ты только поэтому?! Ну и дура! И ведь нашла где — возле дома той самой Хмелевской!

— Она.., она.., упе-е-ерлась…

Потрясенная Зеня смолкла. Схватив бутылку, плеснула водки в рюмку из-под коньяка и залпом выпи-га. Потом перевела дух.

— Откуда ты волыну-то раздобыла? На базаре купила, что ли?

Уршулька снова молча закивала.

— Грит, е-если у нее не будет, то и у меня не будет… — отчаянным усилием воли выговорила Уршулька по собственной инициативе. Видимо, под влиянием алкоголя она становилась болтливой.

— То есть если ты ей не заплатишь, то и у тебя мужа не будет, — догадалась Зеня.

Уршулька энергично закивала и попыталась подпереть подбородок ладонями, что у нее не очень получилось — локти разъезжались по столу.

— Со вчерашнего дня так кочегарит, — прошептала пани Ядзя.

Я подумала, что уж повод у Уршульки точно есть, но промолчала, чтобы не спугнуть подружек.

Зеня явно еще не все разузнала.

— И ты привезла ее туда на своей машине, дурища этакая, да? Думала, что заподозрят Барбару?! Да ведь тебя наверняка видели!

— Не-е… никто…

— Да брось ты, так не бывает, чтобы никто никого не видел. А я тебе с самого начала говорила, чтобы ты с ней не связывалась! Я обо всем догадалась, но чтобы ты ее укокошила, мне и в голову не пришло! Надо было дать ей денег!

Уршулька разразилась целым потоком слез.

— А она.., она грит.., грит, ему все-о-о скажу… Для прико-ола… У меня денег уже не было…

Сте. — .Сте… Стефан стал спрашивать, куда.., куда мне сто-о-олько… Она к де-е-етям лезла… Над душой стоя.., стояла.., как привиде-е-ение…

Теперь уже Зеня закивала.

— Ну вот, теперь, похоже, понимаю. Пиджак ты подкинула ей домой, а ключи?

Даже в профиль было ясно видно, что до Уэшульки уже не все доходит.

— Так ведь у тебя остались ее ключи, — повторила испуганная Зеня. — Ты что с ними сделала? Они у тебя до сих пор?

Бессмысленный взгляд Уршули красноречиво свидетельствовал, что так оно и есть.

— Мать честная! А пистоль свой? Выбросила?

Глаза Уршульки ясно выразили, что нет, не выбросила.

— И куда ты его дела?! Вот же балда! Если ты хотела от нее избавиться, надо было по уму все делать. Она свинья, конечно, эта Феля… Где пистолет? Ты его подкинула Барбаре?

На физиономии пьяной Уршульки мелькнул проблеск чего-то вроде хитрой ухмылки. Она уставилась на стопку, вид которой явно придавал ей силы. ,;

— Я не упсела.., того.., не успела…

— Не успела? А все-таки хотела? Ну нет, это уж слишком! Не то чтобы глупо, но подло!

Пусть бы уж подумали на каких-нибудь бандюков, это еще туда-сюда… Ну ты и подлюга!

А я-то сюда примчалась такая расстроенная, вчера меня про тебя расспрашивали, я ничего не сказала, думала — это не ты…

Решительным жестом, словно пытаясь наверстать упущенное, Зеня плеснула себе коньяка в остатки водки.

— Борковского охомутать — это я, еще понимаю, никто бы от него не отказался, пусть, Даже укокошить эту метелку Фелю — тоже не грех. А я-то подумала, что это Барбара ее пришила, тут удивляться нечему, но чтобы на нее и это сваливать?! Нет, я бы так не смогла! Как ты детям в глаза смотреть будешь, если их мать из-за тебя" повесят?! Ты мне скажи, трудно было ее застрелить? Ты что, сзади — и так сразу попала?