Шарль Эксбрайя - Жвачка и спагетти

– Действительно, странно, что Маттеини не вспомнил его.

– Правда ведь? Я, надо вам сказать, каждый вечер захожу к Винченцо посидеть, поболтать, и этот тип давно уже меня интригует... Он являлся за час до закрытия и всем уступал очередь, как будто хотел остаться последним.

– Может быть, ему нравилось в парикмахерской? Поболтать...

– То-то и оно, что он никогда ни с кем не говорил!

Если Тарчинини удивился, увидев входящего Лекока, то виду не подал и только заметил:

– А я думал, что вы улетели в Бостон.

– Не простившись?

– Ну да... Вы что же, опоздали на самолет?

– Нет, просто мне расхотелось уезжать.

– А!

Сайрус А. Вильям облокотился на стол комиссара.

– Тарчинини, я воображал, что только в Америке умеют жить, что счастье, цель существования состоит в том, чтоб быть первым, чтоб побеждать, побеждать всех, и что человек стоит столько, сколько его счет в банке. Я считал, что великий народ тот, который имеет больше долларов, заводов, пшеницы, сырья...

Тарчинини, улыбаясь, заметил:

– Вы спутали величие с силой!

– Я много еще чего путал! Но сегодня ночью, только сегодня ночью мне открылось, что есть иное счастье, кроме American way of life [24], очень древнее счастье, которому нас не учили и которое вы знаете от века...

– А именно?

– А именно, что надо не хвататься за время, а пренебрегать им... плыть по течению дней, радоваться солнцу и молодости. В Бостоне, если я прогуливаюсь ночью, все фараоны моего квартала отдают мне честь, потому что боятся моего влияния на их карьеру, потому что уважают, ни разу не видев пьяным, ибо они знают о моей помолвке с дочерью М.Д.О. Пирсона, который стоит чертову пропасть миллионов долларов! А сегодня ночью я чуть не подрался с фараоном, я, Сайрус А. Вильям Лекок, с бутылкой граппы в руке против его револьвера, в кабаке, где я напился с хозяином, которого видел впервые в жизни!

– Потрясающе!

– Погодите! Еще сегодня ночью я познакомился с девушкой, которую, естественно, зовут Джульеттой, у которой глаза, каких я никогда не видал в Америке, и походка богини, восходящей на Олимп! И еще сегодня ночью я видел босого старикана в ночной рубашке, который кричал: "Viva il Duce!"

– Ну, это он, пожалуй, несколько отстал от времени, а?

– Нет, Тарчинини, просто он отрицал время! Он любил Дуче и, наплевав на историю, остался с ним! И вы думаете, я такой идиот, чтобы уехать из города, где привратница, к которой обращаешься за справкой, отвечает, что ты красавец! Город, где отчаявшаяся влюбленная уходит топиться и приходит домой, думая о глупостях! Тарчинини, я скажу вам кое-что очень важное: у вас даже смерть походит на шутку! Я был прав, Христофор Колумб – злодей!

Комиссар вынул из кармана платок и вытер глаза. У Сайруса А. Вильяма перехватило дух.

– Что с вами? Вы плачете?

– От радости, синьор, от радости! Теперь я знаю, что вы любите Верону!

– Тарчинини, хотите сделать мне приятное?

– Если это в моих силах.

– Зовите меня Билл.

– Ладно, но почему Билл?

– Раз уж я не могу зваться Ромео! А зовусь Вильям, уменьшительное – Билл... Хватит смешить Верону именем Сайрус.

– Идет, а вы будете звать меня Ромео?

– Договорились!

– А теперь, Билл, что, если вы мне расскажете о визите к Маттеини?

Когда Лекок закончил свой рассказ и изложил эпизод с фотографией, опознанной клиентом, комиссар заключил:

– Прекрасно! Я думаю, мы близки к цели, Билл. Ложь Маттеини указывает на него как на виновного, которого мы ищем. Не скрою, это меня несколько озадачивает, потому что непонятно, при чем тут Ланзолини и Мика. Трудно предположить, что Маттеини убил Эуженио Росси с единственной целью дать возможность своему служащему крутить любовь с его женой и что этот служащий отблагодарил его за услугу, уволившись с работы. Ну да что зря ломать голову, один только Маттеини может дать нам необходимые сведения. Пойдем к нему часов в восемь, к закрытию: так нам будет удобнее с ним поговорить. А пока давайте посидим часок-другой на террасе "Академии".

– Простите, Ромео, я лучше потом зайду туда за вами...

– А!

– Я...я хочу видеть ее... до завтра так долго ждать!

В семь часов, когда закрывалось заведение Маджина и Хольпса, служащие обоего пола заполняли виколо Сорте шумной смеющейся толпой. Сайрус А. Вильям испугался было, что пропустит Джульетту в такой сутолоке. Но в Вероне влюбленные находятся под особым покровительством небес, и непонятным для него образом Джульетту вынесло людской волной прямо к нему. Она смутилась:

– Но... мы ведь только завтра должны были...

– Знаю, Джульетта, но я не мог дождаться... Мне хотелось увидеть вас как можно скорее... сейчас же...

Скрывая смущение, она пошла вперед, и Лекок двинулся рядом, что как будто не вызвало ее недовольства.

– Я должна была бы рассердиться, синьор...

– Это было бы дурно с вашей стороны!

– А хорошо ли с моей стороны прогуливаться с вами, как будто мы жених и невеста?

– А почему бы нам вскорости не стать ими? – сорвалось у него невольно.

Он тут же побледнел при мысли о Валерии и о своем легкомыслии. Не подозревая о внутренней драме, парализовавшей ее спутника, Джульетта приписала его смущение лестным для себя причинам и только пробормотала, полусмеясь, полусердясь:

– Быстро же у вас в Америке все происходит, синьор, очень уж быстро по нашим понятиям...

– Я...я прошу у вас прощения...

Она не знала, что слова эти адресованы не ей, а Валерии.

И не дав друг другу слова, они дошли до скамьи у гробницы Джульетты и уселись там, как будто это стало уже привычным. Девушка коснулась руки Сайруса А. Вильяма:

– А чего вы, собственно, хотите, синьор?

– Мне хорошо с вами...

– Это очень мило... Но это все-таки не ответ! Во-первых, вы правда американец?

– Вы мне не верите? Смотрите!

Не задумываясь, он быстрым движением выхватил свой паспорт и протянул ей. Она отстранила его; он настаивал, и вышло так, что документ упал, и из него выскользнула фотокарточка – фотокарточка Валерии, которую та вложила туда, прощаясь с женихом. Не глядя на паспорт, Джульетта подняла фотографию, бросила на нее быстрый изучающий взгляд и сухо спросила:

– Ваша любовница?

Желая защититься и оградить репутацию Валерии, он запротестовал:

– Да нет же! Это моя невеста!

– Что?!

Она вскрикнула так, что прохожие обернулись. Сайрус А. Вильям пролепетал:

– Я...я вам сейчас объясню...

Но трудно заставить замолчать итальянку, если она раскричится.

– Знаю я ваши объяснения, оставьте их при себе! Все вы, мужчины, одинаковы! Грязные лжецы! Вы мне отвратительны!

Он хотел ее удержать, но она вырвалась.

– Пустите меня, или я позову на помощь!

С тяжелым сердцем Сайрус А. Вильям позволил ей уйти. Она ни разу не обернулась. Он понял, что больше не увидит Джульетту и что он очень несчастен. Он сунул в карман паспорт и мстительно изорвал фотографию Валерии, причину трагедии.