Петра Рески - Палаццо Дарио

– Но до сих пор ничего не случилось.

– А со штукатуром?

– Что?

– Синьор Радомир пригласил его отреставрировать салон и лестницу.

– И он упал со стремянки? – нетерпеливо торопила Ванда.

– Нет, – ответил Микель, – с ним случился инфаркт.

– Инфаркт – это народная болезнь, – сказала Ванда.

– Но не у двадцативосьмилетнего парня!

– Рабочие обычно много пьют. Может, он еще и курил?

– Да, может быть. Но здесь еще дело в земле.

– В земле? Земле, то есть в мире, где мы живем?

– Земле в саду, – пояснил Микель. – Сначала глицинии. Они все бледнели и будто устроили голодовку, их подкармливали, а вся листва облетела. В середине-то лета! Потом гортензии. Они рядом росли. Как сговорились. Потом пошла борьба за жизнь пальмы. Она сперва пожелтела, потом начала сохнуть изнутри, пока не уронила крону и сломалась. С олеандром произошло то же самое, да так быстро, словно он покончил с собой. Гибискус весь покрылся тлей. Потом погибли герани на терассе. Я сам их сажал. В садовую землю. И я видел, отчего они погибли. Их корни будто сварились.

– Сварились?

– Да, сварились, будто их полили кипятком.

Голос Микеля дрожал. Он с трудом продолжил:

– Когда я рассказал об этом синьору Радомиру, он тут же позвонил садовнику и расспросил его. Тот сказал, что дело может быть в удобрениях, сад могли перекормить. Мы перестали подкармливать растения. Весь сад стал осыпаться. В середине июня, когда обычно все цветет. Ни листочка не осталось, пара сухих веток как-то держалась. Всего за неделю все погибло.

– И что вы сделали?

Микель еще энергичнее крутил пуговицу на ливрее.

– После того как ни одного паразита и следов передозировки удобрений не обнаружили, синьору Радомиру посоветовали вывезти всю землю из сада. И землю заменили.

– Сейчас сад прекрасно себя чувствует, – сказала Ванда. – Видимо, это было правильное решение.

– Землю заменили четыре месяца назад. Теперь ее нужно обновлять каждый год.

Пуговица оторвалась. У Микеля был такой несчастный вид, что Ванде захотелось его утешить.

– Я не знаю, Микель. Это все простые обыкновенные вещи, пара неловких рабочих, штукатур с нездоровым образом жизни, плохая садовая земля – е allora 50?

– Да, – кивнул Микель.

Он печально посмотрел на открученную пуговицу.

– А как же канарейки, наводнение и Калиостро?

Ванда вспомнила Калиостро, мопса Радомира. В ее последний приезд в Венецию она, Радомир и Калиостро гуляли по набережной Цаттере 51, и венецианцы не могли налюбоваться будто фарфоровой забавной фигуркой мопса, который семенил на поводке. Ванде он напоминал мясной рулет. Она, правда, и не заметила его отсутствия.

– Калиостро?

– Он задохнулся. Я сам его нашел. Он уже окоченел в своей корзинке.

– Астма! – воскликнула Ванда. – Конечно, у него была астма! Мопсы такие неженки, это известно. Тепличные собаки. И все страдают одышкой.

– Синьор Радомир очень переживал. Он ничего не хотел слышать. Он отправил Калиостро в Ветеринарный институт в Милане на вскрытие. Результаты показали, что Калиостро подавился куриной косточкой, которую ему тайком подсунула Мария. Радомир сам поехал в Милан забрать тело Калиостро. Урна с его прахом стоит в розовом салоне. Такая красивая китайская ваза. «Она должна всегда стоять на видном месте», – сказал синьор Радомир. За кремацию он заплатил 800 000 лир. Мне кажется, это слишком. В конце концов, где гарантия, что там не прах хомяка, волнистого попугайчика или таксы. И еще история с канарейками. Я их купил себе, чтобы в моей комнате повеселее было. В той лавке, синьорина Ванда, вы знаете, конечно, зоомагазин на Калле делла Мандорла. Там каждая птичка так потрясающе пела. Но стоило мне с ними переступить порог Палаццо Дарио, они замолчали. Больше и не пискнули ни разу. А однажды утром я нашел их всех лежащими на полу клетки. Ни одной из моих канареек и месяца не исполнилось!

– Сквозняк, – сказала Ванда. – Канарейки очень чувствительны к сквозняку.

– А наводнение? – воскликнул Микель, и его голос задрожал от нетерпения. – Что вы скажете о наводнении?

– Какое отношение к наводнению имеет проклятие Палаццо Дарио? – не унималась Ванда. – Вся Венеция страдает от него.

– Но не во время отлива же?! Палаццо Дарио – единственный дворец, в котором вода стоит и во время отлива во всемирно известном Большом канале. И это началось почти сразу после нашего приезда: вода неожиданно поднялась по канализационному отверстию – черная, вонючая, залила весь первый этаж. Мы думали, что это настоящее наводнение, и не понимали, почему сирена не включилась. А потом выглянули из окна и оказалось, что во всемирно известном Большом канале вода ушла с отливом. Ушла настолько, что даже лодка не подошла бы к причалу.

– Может быть, что-то не в порядке со стоком? Так часто бывает, – сказала Ванда.

Микель даже повысил голос.

– Да у нас был сам начальник отдела мэрии по наводнениям, magistratto delle acque. И ничего не смог сказать! – закричал он. – А только подумаю о кровавом пятне, кажется, вообще схожу с ума!

– Кровавое пятно? – переспросила Ванда.

– Однажды на мраморной лестнице проявилось кровавое пятно. С тех пор и синьор Радомир боится. Сам не признается, но я-то знаю.

– С чего вы взяли, что это кровавое пятно? – спросила Ванда.

– Потому что оно не исчезает. Мария уже все перепробовала, все порошки, все чистящие средства, растворители и даже чистый спирт. Но это проклятое пятно ничем не возьмешь!

– Ну, может, не стоило чистить мрамор растворителем. Неудивительно, что пятно не уходит, – добавила Ванда.

– Синьорина Ванда, – с пафосом произнес Микель, – я всегда чрезвычайно терпеливо относился к синьору Радомиру, я его очень люблю, но теперь я твердо решил, что больше здесь не останусь, если ничего не будет предпринято. У меня приглашения от других домов, графиня Мария Пиа Ферри ищет лакея, семейство Кертис из Палаццо Барбаро тоже. Я знаю, что на человека с моей квалификацией в Венеции всегда есть спрос. Мне бы очень не хотелось оставлять синьора Радомира одного, но вы должны меня понять.

Ванда подумала о предупреждениях ее суеверного отца. Он бы произнес: «Ci vuole una vergine!» – а девственница должна была бы разбить бутылку с растительным маслом, а потом… Девственницы, малая нужда, масляные пятна. Почему бы нет?

– Я поговорю с Радомиром.

Через два дня Ванда прогуливалась с Радомиром по набережной Цаттере. Ей хотелось поговорить о Палаццо Дарио. Весеннее солнце припекало. Неожиданно Радомир встрепенулся и предложил ей съесть мороженое на террасе кафе «Да Нино», чего, надо сказать, всегда избегал, потому что не любил проводить время среди венецианцев. Кисть его правой руки покоилась на серебряном набалдашнике прогулочной трости, и он с удовольствием этим любовался.