Карл Хайасен - О, счастливица!

– Хочешь знать, что мне кажется?

– Том, я в воскресенье всю ночь не могла заснуть. Мне нужно было признаться Арту.

– И, не сомневаюсь, он тоже немедленно признался.

– Он признается, – сказала Кэти. – А тем временем тебе, возможно, захочется залечь на дно. По-моему, он хочет, чтобы тебя убили.

Принесли фахитас, и Кроум налег на еду. Кэти отметила, как спокойно он воспринял новости. Кроум согласился – он был исключительно невозмутим. Уход из газеты вселил в него странное беспечное спокойствие.

– Что именно ты сказала Арту? Мне просто любопытно.

– Все, – ответила Кэти. – Все подробности. В этом суть настоящей исповеди.

– Понятно.

– В общем, я встала где-то в три часа ночи и составила полный список, начиная с первого раза. В твоей машине.

Кроум потянулся за тортильей.

– То есть…

– Минет, да. И каждый раз после. Даже когда я не кончала.

– И ты внесла все это в список. Все подробности? – Он взял еще лепешку и зачерпнул ею сальсу.

– Вчера утром я первым делом отдала ему этот список, перед тем как он ушел на работу. И, Том, мне сразу стало лучше.

– Я очень рад.

Кроум пытался вспомнить, сколько раз они с Кэти занимались любовью за те две недели, что были знакомы, представить, как этот подсчет выглядит на бумаге. Кроуму представлялась таблица итогов игры крошечным шрифтом «агат», как на страницах спортивной хроники.

– Чуть не забыла, ты сделал для меня фото? – спросила она. – Плачущей Девы Марии?

– Еще нет, но сделаю.

– Это не срочно.

– Все в порядке. Сегодня вечером я еду обратно.

– Тот еще сюжет вырисовывается, да?

– Все относительно, Кэти. Не то чтобы я менял тему – но ты упомянула, что Арт хочет меня убить.

– Нет, чтобы тебя убили.

– Точно. Конечно. Уверена, что это не пустые разговоры?

– Возможно. Но он довольно-таки в ярости.

– Он тебя обижал? – спросил Кроум. – Может обидеть?

– Никогда. – Кэти, казалось, позабавил этот вопрос. – Если хочешь знать правду, его это, кажется, завело.

– Признание?

– Да. Он будто внезапно осознал, что теряет.

– Ну ты подумай, – сказал Кроум.

Он оплатил счет. На стоянке Кэти дотронулась до его руки и попросила известить ее, пожалуйста, если 500 долларов не хватит для замены выбитых окон. Кроум попросил ее на этот счет не волноваться.

Потом она изрекла:

– Томми, мы больше не сможем видеться.

– Согласен. Это неправильно.

Идея, казалось, ее подбодрила:

– Рада, что ты это говоришь.

Судя по нотке триумфа в голосе, Кэти верила, что, неоднократно переспав с Томом Кроумом, а потом признавшись своему гнусному неверному супругу, она помогла всем троим стать лучше. Их совесть проснулась и возвысилась. Все они получили урок. Все выросли духовно.

Кроум милосердно предпочел не развенчивать это нелепое мнение. Он поцеловал Кэти в щеку и попрощался.

Деменсио сел на соседний стул с Домиником Амадором за стойку в «Харди» [13]. Доминик следовал своему утреннему ритуалу начерпывания «Криско» [14]в пару серых спортивных носков. Носки надевались на руки Доминика, чтобы прикрыть фальшивые стигматы. «Криско» смачивал раны, чтоб не заживали, – пропитание Доминика зависело от того, насколько свежими и кровоточащими, будто недавно прибивали к кресту, казались эти дыры в ладонях. Если раны когда-нибудь зарубцуются, ему крышка.

– У меня есть большая просьба, – сказал он Деменсио.

– И что на этот раз?

– Э, да что с тобой сегодня?

– Эта ненормальная женщина потеряла лотерейный билет. Ты, небось, не слышал.

Деменсио растягивал носки, а Доминик засовывал в них руки. Один носок протерся на месте большого пальца, через дырку сочился белый жир.

Доминик пошевелил пальцами:

– Теперь порядок. Спасибо.

– Четырнадцать миллионов долларов в жопу, – проворчал Деменсио.

– Я слыхал, это было ограбление.

– Я тебя умоляю.

– Э, да все в городе знали, что у нее был этот билет.

– Но у кого при этом хватило духу, – размышлял Деменсио, – такое сотворить? Серьезно, Дом.

– Сечешь фишку.

Единственные грабежи, случавшиеся в Грейндже, оказывались кражами, которые совершали мошенники-гастролеры по пути в Майами.

Деменсио сказал:

– Моя версия? Она как-нибудь по-глупому посеяла билет, потом состряпала эту историю с грабежом, чтоб над ней люди не потешались.

– Говорят, она со странностями.

– С шизой, если точнее.

– С шизой, – повторил Доминик. Он ел пончик с желе, сахарная пудра засыпала носки, надетые на руки.

Деменсио рассказал ему про черепах Джолейн:

– Наверное, сотня этих проклятых тварей в доме. И скажи мне, что это нормально.

Брови Доминика сосредоточенно нахмурились.

– А в Ветхом Завете черепахи были? – уточнил Доминик.

– А мне-то откуда знать?

Из того, что Деменсио владел плачущей Девой Марией, еще не следовало, что он помнил всю Библию или хотя бы целиком ее прочитал. Через этих коринфян фиг продерешься.

– Я вот думаю, – сказал Доминик, – может, она собирается устроить что-то вроде выставки. Ну, знаешь, для туристов. Вот только не припоминаю я никаких черепах в Писании. Там есть ягнята и рыбы – и большой змей, конечно.

Прибыли блинчики Деменсио. Поливая тарелку сиропом, он заметил:

– Ерунда это все.

– Но разве у Ноя не было черепах? У него было всех по паре.

– Во бля. Джолейн строит ковчег. Это все объясняет. – Деменсио раздраженно атаковал завтрак. Он упомянул этих злосчастных черепах, только чтобы показать, насколько Джолейн не в себе, – совсем не от мира сего, умудрилась потерять лотерейный билет на 14 миллионов долларов.

И ведь надо же было выиграть именно ей! – негодовал Деменсио. Теперь не меньше тысячи лет ждать, пока в Грейндже кто-нибудь снова сорвет джекпот.

– А ты-то что бесишься – это были не твои деньги, – заметил Доминик. Он не слишком близко знал Джолейн, но она всегда хорошо относилась к его коту Рексу. Кот страдал неприятным заболеванием десен, из-за которого каждые две недели приходилось посещать ветеринара. Джолейн – единственная, кроме дочери Доминика, – могла справиться с Рексом без специальной кошачьей смирительной рубашки.

– Ты по правде не понимаешь? – не унимался Деменсио. – Мы бы все озолотились – ты, я, весь город. Какая бы у нас вышла история, только подумай, а? Джолейн выиграла в «Лотто», потому что живет в святом месте. Может, она даже молилась моей плачущей Марии, или, может, ее коснулись твои распятые руки. Разлетелась бы молва, и все, кто играют в лотерею, приезжали бы в Грейндж за благословением.

Об этом Доминик не подумал – бум на услуги благословления!

– А что лучше всего, – продолжал Деменсио, – приезжали бы не только христиане, а все, кто играет в «Лотто». Иудеи, буддисты, гавайцы… не важно. Игроки есть игроки – их только фортуна волнует.