Кэтти Райх - Уже мертва

Раскаяние в чем? В том, что он обидел свою жену?

Нет. В том, что пренебрег ею. В том, что накануне последнего в ее жизни дня отказал ей в разговоре, повернувшись спиной и заснув. В том, что, уходя утром, не удостоил ее элементарным "до свидания". Она умерла, чувствуя себя отвергнутой им.

Я свернула на север на Сен-Марк и въехала в тень эстакады.

"К чему приведут мои расследования? – спросила я себя. – Занимаясь ими, я только причиняю людям страдания. И смогу ли я докопаться до разгадки чудовищной тайны, если целая армия профессионалов до сих пор не сумела этого сделать? Может, я разыгрываю из себя следователя из чистого желания помучить Клоделя?"

– Нет! Я ударила по рулю ладонью.

"Нет, черт возьми, – повторила я мысленно. – Моя задача не в этом. Только я убеждена, что все эти убийства – дело рук одного и того же ненормального. И что он продолжит убивать. Если я хочу предотвратить смерти очередных его жертв, значит, должна продолжать свои расследования".

Я выехала из-под эстакады на свет и, вместо того чтобы отправиться на восток, домой, пересекла Сен-Катрин, развернулась и влилась в поток машин на Вест-20. Местные жители называли ее два и двадцать, но никто не мог мне объяснить, что означает это два и где оно располагается.

Я выехала за пределы города, в нетерпении крепко сжимая руль. Половина третьего, а на дорогах уже образовывались пробки. Кошмар!

Спустя сорок пять минут я увидела Женевьеву Тротье, пропалывающую помидоры позади выцветшего зеленого дома, в котором они раньше жили вместе с дочерью. Услышав шум, женщина подняла голову и смотрела, как я выхожу из машины и пересекаю двор.

На Тротье были ярко-желтые шорты и слишком широкий для ее небольшой груди топ на бретельках. Она смотрела на меня весьма дружелюбно. На плечах и спине поблескивали капельки пота, повлажневшие волосы обрамляли лицо прилипшими к коже завитками.

Мадам была моложе, чем я думала.

Когда я объяснила, кто я такая и зачем приехала, ее дружелюбие сменилось глубокой печалью. Поколебавшись несколько мгновений, она отложила в сторону мотыгу, поднялась на ноги и стряхнула с ладоней землю. Нас окутывало облако помидорного запаха.

– Давайте пройдем в дом.

Подобно Моризет-Шанпу, Тротье опустила голову и не спросила, какое я имею право задавать ей вопросы.

Я последовала за ней по дорожке между грядками, внутренне готовясь к предстоящему трудному разговору. Нижний край широкого блузона Женевьевы при ходьбе раскачивался из стороны в сторону. По ее ногам хлестала трава.

Фарфоровые и деревянные поверхности в чистенькой кухне, залитой солнечным светом, поблескивали. На окнах висели желто-белые занавески из льняной ткани. На дверцах шкафов и на выдвижных ящиках желтыми пятнами выделялись круглые ручки.

– Я приготовила лимонад, – сказала Женевьева, устремляясь к холодильнику.

– Спасибо, не откажусь.

Я села за стол, а она высыпала несколько кубиков льда из пластмассового контейнера в два стакана, наполнила их лимонадом и, поставив на стол, села напротив, избегая встречаться со мной взглядом.

– Мне очень трудно разговаривать о Шанталь, – произнесла она, рассматривая содержимое своего стакана.

– Я понимаю и искренне вам сочувствую.

Она скрестила руки на груди и сильно напряглась.

– Вы приехали, чтобы сообщить мне какую-нибудь новость?

– К сожалению, нет, мадам Тротье. Но и каких-то определенных вопросов не собираюсь вам задавать. Хочу спросить об одном: не вспомнились ли вам по прошествии времени какие-нибудь детали, что-то такое, чему раньше вы не придали значения?

Ее взгляд был по-прежнему прикован к лимонаду. Где-то на улице залаяла собака.

– Может, после последнего разговора с детективами в вашей памяти всплыла какая-нибудь важная подробность о дне исчезновения Шанталь?

Ответа не последовало. Было жарко. Пахло дезинфицирующим средством.

– Знаю, что для вас эта беседа – настоящая пытка, но поймите: для поимки убийцы Шанталь нам все еще требуется ваша помощь. Может, что-нибудь не дает вам покоя? Может, вы постоянно о чем-то думаете?

– Мы поругались.

Опять! Чувство вины, желание забрать назад последние слова, заменить их другими.

– Шанталь отказалась есть, заявив, что начинает толстеть. – Все это я знала из записей в отчете. – Наверняка вы ее видели. Она не начинала толстеть, она была красивая. И такая молодая.

Взгляд Женевьевы наконец-то устремился на меня. По ее щекам потекли слезы.

– Мне очень жаль, – произнесла я со всей нежностью, на какую только была способна. – Шанталь ощущала себя несчастной?

Ее пальцы крепче обхватили стакан.

– В том-то и дело, что нет! Воспитывать ее было легко. Она любила жизнь, всему радовалась, постоянно строила на будущее сотню планов. Даже наш развод с мужем не восприняла как трагедию.

Интересно, это правда или ретроспективное преувеличение? – подумалось мне. Я помнила из отчета, что родители Шанталь развелись, когда ей было девять лет. Ее отец жил где-то в городе.

– Вы можете рассказать мне что-нибудь о последних неделях жизни Шанталь? Вы не заметили в ней каких-нибудь изменений? Может, у нее появились новые знакомые? Кто-нибудь стал ей звонить?

Женевьева молча покачала головой. Нет.

– Возникали ли у нее какие-нибудь проблемы в общении с окружающими?

Нет.

– Кто-нибудь из ее друзей вызывал у вас сомнения?

Нет.

– У нее был постоянный парень?

Нет.

– Она ходила на свидания?

Нет.

– Может, в учебе у нее что-нибудь не получалось?

Нет.

Беседа не клеилась.

– А о дне исчезновения Шанталь вы не желаете что-нибудь рассказать?

Женевьева взглянула на меня отчужденно.

– Что именно между вами произошло?

Она отпила из стакана, проглатывая лимонад очень медленно.

– Мы проснулись около шести. Я приготовила завтрак. Шанталь ушла. – Женщина сжала стакан так крепко, что он чуть не треснул. – Они с друзьями добирались до города на электричке. Школа, в которой Шанталь училась, находится в центре города. По словам одноклассников, она присутствовала на всех занятиях. А потом...

Легкий ветерок затрепал занавеску на раскрытом окне.

– Я так и не дождалась ее.

– У нее не было запланировано на тот день каких-нибудь важных мероприятий?

– Нет.

– Обычно она приезжала домой сразу после занятий?

– В основном да.

– А в тот день должна была вернуться вовремя?

– Нет. Намеревалась встретиться с отцом.

– Они часто виделись?

– Да. Зачем вы спрашиваете? Я уже рассказывала все это детективам, а что толку? Почему я должна повторять одно и то же вновь и вновь? Тогда никто не смог что-либо выяснить, и сейчас не сможет! – Женщина впилась в меня взглядом, и мне показалось, ее боль вот-вот достигнет такого накала, что станет осязаемой. – Знаете что? В те первые дни, когда я заполняла формы о пропаже человека и отвечала на кучу вопросов, Шанталь была уже мертва. Лежала, разрезанная на куски. Уже мертвая.