Джон Дуглас - Убийца сидит напротив: как в ФБР разоблачают серийных убийц и маньяков

Оно обещало быть особенно сложным, поскольку вскоре после отказа 1993 года Макгоуэн оспорил в апелляционном суде пункт решения, запре­щавший ему ходатайствовать об УДО до 2005 года. Суд затребовал у комис­сии по УДО дополнительную информацию, после чего оставил ее решение в силе. В течение нескольких следующих лет Макгоуэн подавал апелляции еще трижды, и каждый раз на их рассмотрении присутствовала семья Д'Алессандро. Выступать с заявлением потерпевшей стороны было трудно, но Розмари считала, что обязана как можно более реалистично описать муки Джоан и ее близких.

В мае 1998 года суд постановил, что комиссия завысила требования к условно-досрочному освобождению Макгоуэна. Он счел, что члены комиссии не должны рассматривать вопрос о том, исправился убийца или нет. Они обязаны обоснованно решить, существуют ли угроза совершения им еще од­ного тяжкого преступления в случае выхода на свободу; другими словами, опасен ли он?

Здесь на сцене появился я.

5. Что говорили психиатры

Из досье и вышеупомянутых решений апелляционного суда следовало, что на протяжении первых пятнадцати лет заключения психологи обследовали Макгоуэна не менее восьми раз, не считая первичных освидетельствова­ний, проведенных Гэйлином, Эффроном и Ревичем в 1974 году Все эти пятнадцать лет Макгоуэн выглядел почти образцовым заключенным: не создавал проблем и не ссорился с другими арестантами.

Первые несколько обследований были краткими и основывались по большей части на информации, предо­ставленной самим Макгоуэном. Я всегда отношусь к такого рода исследованиям заключенных преступников крити­чески. Большинство людей обращается к врачу за физической или психологической помощью, поэтому говорить ему правду, безусловно, в их собственных интересах. Но к тем, кто находится за решеткой, эта логика применима не всегда. С одной стороны, преступник встречается с психиатром или психологом не по собственной инициативе - это ему предписано. С другой стороны, эта встреча не предназначена для «улучшения его самочувствия». Она нужна, чтобы обследовать его поведение, оценить степень исправления и опасность, которую он может представ­лять. Поэтому заключенный кровно заинтересован не в том, чтобы говорить правду, а в том, чтобы представить се­бя в самом выгодном свете.

После выхода из тюрьмы для душевнобольных Эд Кемпер должен был посещать психиатра. Во время одного из обязательных визитов в багажнике автомобиля убийцы лежала отрезанная голова его последней жертвы, пятна­дцатилетней девушки. По итогам беседы этот психиатр пришел к выводу, что Кемпер уже не представляет угрозы ни для себя, ни для окружающих, и рекомендовал снять с него судимость. Вот почему я не доверяю информации, которую предоставляют о себе сами обследуемые преступники.

Содержание досье психического здоровья Макгоуэна за период его заключения сводилось именно к этому. В частности, в отчетах за январь 1987-го, октябрь 1988-го и сентябрь 1991-го указывалось, что мужчина признает свою вину и, очевидно, раскаивается в совершенном преступлении. Во всех трех рекомендовалось условно-до­срочное освобождение. В то же время Макгоуэн ни разу не попытался покаяться в содеянном перед Розмари или кем-либо еще из родных Джоан.

7 октября 1993 года с Джозефом встречался д-р Кеннет Макнайл, главный клинический психолог Лечебно-диа­гностического центра. Он прибыл по поручению комиссии по вопросам условно-досрочного освобождения штата Нью-Джерси. Комиссия хотела получить «(1) оценку вероятности агрессивных проявлений, (2) общий психологиче­ский портрет, (3) отчет о наличии/отсутствии ряда психологических проблем и (4) рекомендации по программе про­филактики и лечения».

Картина, которая представала перед глазами по данным обследования Макнайла, разительно отличалась от того, что содержалось не только в трех предыдущих отчетах, но и в самых первых, которые предоставили Гэйлин, Эффрон и Ревич. Согласно Макнайлу, Макгоуэн отрицал «наличие у него каких-либо сексуальных фантазий или по­ступков по отношению к детям и до, и после совершения им преступления».

В отчете Макнайла указывалось:

«Хотя мистер Макгоуэн отрицал также наличие у него каких-либо симптомов диссоциативного характера, при обсуждении совершенного преступления были замечены моменты, когда он выпадал из разговора и отводил взгляд в сторону, что может свидетельствовать о диссоциативном процессе. Ему было, очевидно, трудно сосредоточи­ваться на определенных воспоминаниях о своем преступлении».

Далее следовал вывод:

«Мистер Макгоуэн не достиг никакого или почти никакого прогресса в осознании степени сексуальной извра­щенности и насилия, которые очевидны в его преступлении. К сожалению, он, по всей видимости, по-прежнему справляется с этими негативными аспектами своей личности путем подавления и отрицания точно также, как и в период совершения преступления».

Так же, как и в трех предыдущих, в отчете Макнайла «не обнаружено признаков, указывающих на непосред­ственную угрозу насильственных действий мистера Макгоуэна в будущем». Тем не менее автор перестраховался и добавил: «В неформализованной обстановке его способности справляться с приступами ярости, неприятием окру­жающих и чувством сексуальной неполноценности остаются под вопросом».

Для меня совокупность этих отчетов стала наглядным свидетельством нечеткости нашего понимания мышле­ния и мотивов человека, не говоря уже об их связи с физической деятельностью головного мозга. Иногда получает­ся прямо увязать психический симптом с физическим недостатком деятельности головного мозга или нервной си­стемы, но в большинстве случаев это невозможно. Более того, иногда мы говорим, что некое жестокое, асоциаль­ное или преступное действие явилось следствием психического или эмоционального нездоровья. В других эпизо­дах мы утверждаем, что преступник не страдает психическим заболеванием как таковым, у него просто определен­ное «расстройство характера», и поэтому он в большей степени ответственен за содеянное. Но чем психическое заболевание отличается от расстройства характера? Психиатр ответит на этот вопрос, процитировав DSM1, но действительно ли это поможет определить, где проходит грань между ними в конкретном случае?

Мы с моими коллегами по поведенческой криминалистике исходим в своей работе из того, что любой человек, совершающий насильственное преступление против личности, является психически нездоровым. Это фактически так, поскольку «нормальные» люди таких преступлений не совершают. Но наличие у преступника психиатрического диагноза как такового не означает, что он невменяем. Это юридическое, а не медицинское понятие, имеющее пря­мое отношение к установлению виновности.