Саймон Бекетт - Доктор Дэвид Хантер [компиляция]

Но имя Эммы Дерби напомнило мне о другом.

— Рэйчел говорила о мотоцикле?

— Мне нет. Но я ее не видел с тех пор, как она поехала давать показания. Что за мотоцикл?

Я бы предпочел, чтобы инспектор все услышал от нее, но ему следовало знать. Я рассказал о фотографии сияющего «Харлей-Дэвидсона» и о возможном новом явлении прежнего приятеля Эммы.

— Постойте, — нахмурился Ланди. — Я должен четко понять: Рэйчел только теперь упомянула о форте?

— Она узнала мотоцикл, но считала, что фотография старая. Форт на ней почти не виден. Лишь сравнив с другими снимками у моря, можно догадаться, что перед вами.

Я говорил так, словно пытался защищаться. Инспектор вздохнул.

— Рэйчел не может сказать, когда был сделан снимок?

Я покачал головой, но он ничего другого не ждал. Только провел рукой по лицу.

— Отлично. Что еще она сказала об этом…

— Марке Чэпле. Только то, что ее сестра познакомилась с ним в Лондоне и что он занимался съемкой музыкальных клипов. Еще владел «Харлеем» вроде того, что изображен на фотографии.

— Вроде того или тем самым?

— Не знаю. Но я не хотел задавать слишком много вопросов. Рэйчел в курсе, что мы нашли второе тело, и могла сопоставить одно с другим.

— Сопоставить что с чем? — Ланди озадаченно на меня посмотрел. — Вы меня запутали.

— Мотоцикл на фотографии и мотоциклетную куртку с сапогами на теле из протоки.

Его лицо прояснилось.

— Какой же я несообразительный. Ладно, мне надо посмотреть на снимок самому. И выяснить, что можно узнать об этом Марке Чэпле. Может статься, ничего, но даже в этом случае нужно его исключить.

Он взглянул мимо меня и, явно стараясь избавиться от усталости, распрямился.

— Шеф.

Я обернулся и увидел идущую между полицейскими машинами Кларк. Не застегнутый на пуговицы светлый тренч распахивался на ветру. Но у нее нее был не столько усталый, растрепанный, сколько раздраженный вид.

— Фреарс еще в доме, — официально сообщил Ланди.

Она кивнула ему, но была ясно, что главный объект ее внимания — я.

— Доктор Хантер, можете мне объяснить, почему вошли в дом, прежде не вызвав нас?

— Потому что предполагал, что внутри может находиться нуждающаяся в помощи раненая девушка.

— Поэтому заключили, что в ваших силах предоставить ее на более высоком уровне, чем может кто-либо другой? Даже «Скорая помощь»?

— «Скорой помощи» поблизости не было, а я был.

— И на этом основании запятнали место преступления?

Мое терпение таяло. Я устал и последний час перебирал в голове, мог ли своими действиями предотвратить случившееся.

— Я не знал, что дом — это место преступления, пока в него не вошел. Шагал осторожно, ничего не касался и, как только понял, что случилось, тут же покинул. О своем поступке сожалею, однако далеко не так сильно, как если бы позволил умереть человеку, не попытавшись что-то предпринять.

Я понял, что повысил голос. Ланди нервно ерзал, Кларк холодно смотрела из-под рыжей шевелюры и блеклых ресниц. Сейчас начнется, подумал я.

Из дома послышался шум. В дверях появились носилки, на них черный блестящий мешок, отражавший, пока его несли к похоронному фургону, проблески синих маячков. Кларк мгновение смотрела на эту картину, затем вздохнула:

— Мне надо переговорить с Фреарсом.

Ланди, последовав за шефом, покосился на меня, и его взгляд мог означать и упрек, и предостережение. Полицейские удалились в сторону залитого светом дома, и в это время послышался стук закрываемой двери черного фургона. Врач захлопнул другую дверь, отсекая от посторонних взглядов внутренность машины и ее груз.

Меня отвезли в эллинг, но в постель я лег только после трех. Но даже тогда не мог заснуть. Возможно, играло мое воображение, но мне казалось, что я по-прежнему чувствую животный запах Эдгара Холлоуэя. И как только закрывал глаза, видел раздутое лицо Стейси Кокер, страшную неподвижность ее налитых кровью глаз. Я лежал без сна, когда яростно перелаивались тюлени, и потом, когда послышался предрассветный гомон чаек. Когда я наконец забылся беспокойным сном, небо уже светлело.

Проснувшись от трели будильника, я чувствовал себя так, будто вовсе не спал. Но после долгого душа и завтрака наспех ощутил себя немного больше человеком. Рэйчел на телефонный звонок не ответила, но она, как и я, легла очень поздно. Кто знает, когда она сможет подняться. И ей предстоит незавидное утро: рассказать печальные новости Джемми.

Надеясь, что с ней все в порядке, и оставив ей сообщение, я поехал в морг. Никто мне этого не запрещал, и, пока не запретят, я решил продолжать работу. Фреарса на месте не оказалось, но ему тоже пришлось возиться допоздна со вскрытием Стейси Кокер или готовиться к нему наутро.

Я ему не завидовал.

Следовательно, я мог спокойно заниматься делом без того, чтобы меня отрывали, и это меня устраивало. Лан предложила мне помочь, но я ее заверил, что справлюсь сам. Переодевшись в хирургический халат и резиновый передник, я вошел в прохладную, хорошо организованную тишину смотровой и с чувством облегчения закрыл за собой дверь.

Кипение в течение ночи завершило процесс, начатый месяцы назад погружением в воду протоки. Остатки мягких тканей отпали с костей и суставов найденного в колючей проволоке человека. Я изъял их из бульона, в который превратился моющий раствор, очистил и, разложив сушиться, получил возможность осмотреть концы ребер грудины, ушковидную поверхность и лонное сочленение — то есть кости, способные дать представление, в каком возрасте умер человек. Работая, я старался не слишком думать о бывшем приятеле Эммы Дерби, владельце мотоцикла «Харлей-Дэвидсон». Обнаруженный труп мог принадлежать другому, а мотоциклетная куртка и сапоги оказаться всего лишь совпадением.

Вскоре выяснится, если это не так.

Сколь ни полезен рентгеновский снимок, он дает двухмерное изображение. Разные повреждения способны накладываться одно на другое и смазывать реальную картину случившегося. Именно это наблюдалось в нашем случае. Накануне, прежде чем поместить вымачиваться череп, я отделил от него сильно поврежденную, болтающуюся нижнюю челюсть. Еще до того, как челюстная кость была отмыта, я заметил глубокую бифуркацию в ее середине. Это означало, что у человека при жизни была на подбородке ямочка.

Отложив кость в сторону, я острым скальпелем отсек позвоночный столб между вторым и третьим позвонками, а череп положил вымачиваться отдельно — не хотел, чтобы мелкие осколки от него смешались с другими откуда-нибудь еще.

Рассмотрев отмытый череп, я пришел к выводу, что полицейский был недалек от истины, когда предположил, что удар был нанесен лодочным винтом. В хрупкие, как бальса, лицевые кости врубилось быстро вращающееся лезвие. Быстро вращающееся, потому что оставленный им пропил имел ровные края с очень малым числом сколов. И именно вращающееся, поскольку глубина пропила в середине была больше, чем по краям, что предполагает круговое движение.