Бренда Новак - Ее худший кошмар

Таких слов она от него не ожидала. Раньше он всегда выказывал желание к сотрудничеству.

— А мне казалось, что мы друзья. Что заставило вас изменить мнение?

Хьюго молчал. Когда он пытался защитить ее, она отвергла его помощь, и вот теперь он наказывал ее за это.

— Как вы сегодня себя чувствуете? — спросила она, пытаясь найти нейтральную тему. — Уже лучше?

— Великолепно. С какой стати мне чувствовать себя плохо? — ответил он, как будто их последняя встреча ничуть его не расстроила.

— Из-за Лоррейн, — напомнила она ему.

— А, это!.. — Он пожал плечами. — С какой стати мне переживать, что ее убили. Эта глупая сучка ничего для меня не значила.

Эвелин стиснула зубы. Хьюго удалось поставить ее в невыгодное положение, и теперь он откровенно этим пользовался. С трудом верилось, что когда-то он ей нравился. Она сделала вид, будто его слова не задели ее, для чего пришлось взглянуть на ситуацию объективно. Это был очередной пример того, что она уже заметила, читая интервью с Тедом Банди. Как и Тед и другие психопаты, Хьюго, похоже, не запоминал сказанного им же всего несколько минут назад и часто противоречил самому себе. Большинство людей не замечали этих на первый взгляд ничего не значащих оговорок, возможно, потому, что нечасто общались с психопатами, а значит, не видели такой связи. Для нее же это было очевидное доказательство того, что мозг психопата работает не так, как мозг обычного человека. Хотя за речь обычно отвечало правое полушарие, у психопатов за речь отвечали оба — и правое, и левое. Нет, конечно, психопаты были в этом не одиноки. Это же касалось заик и страдающих дислексией. Но участие обоих полушарий хотя бы отчасти объясняло то, почему речевое поведение Хьюго было столь противоречивым.

— Хочу у вас что-то спросить, — сказала она.

— О чем?..

— О Даниэль Коннолли.

На его физиономии, словно у Чеширского кота, появилась довольная ухмылка.

— Приятная девушка. Гораздо приятнее вас.

— Приятная в каком смысле?

— Она… не задирает нос.

— Признайтесь Хьюго, у вас был с ней секс?

Брови Хьюго поползли вверх.

— Это каким же образом? Сами знаете, какие здесь правила, — ответил он, хотя ухмылка никуда не пропала, а сами слова прозвучали неубедительно.

— Вы могли договориться с кем-то из надзирателей.

— Не знаю, о чем вы. Кстати, они предпочитают, когда их называют офицерами исправительного учреждения. Уж кому как не вам, такой строгой и правильной, это знать.

Эвелин нарочно употребила слово из лексикона заключенных в надежде расположить его к себе.

— Так вы мне не скажете?

— Что именно?

— Как вы попали в список, который вела Даниэль?

— Понятия не имею, о чем вы, — презрительно процедил он. — Я хотел вам помочь, но вы отказались меня выслушать.

— А теперь вы отказываетесь мне помочь.

Хьюго молча мотнул головой в сторону камеры видеонаблюдения. Он что, намекает, что ничего ей не скажет, пока их разговор слушают другие?

— Произошло еще одно убийство, — сказала она.

— Вот как? — Он выпрямился. — О нем пока ничего не слышно. Почему все молчат?

Эвелин показалось, что он и впрямь не в курсе. С другой стороны, психопаты мастера лгать, так что полагаться на его реакцию не стоит.

— Пока это держится в тайне.

Хьюго впился в нее глазами.

— И что это?

— Жертва еще не опознана.

— Но она имеет к вам отношение.

— Она? Откуда вам известен ее пол? — Неужели он знает, что это Даниэль?

— Нетрудно догадаться.

— Хорошо. Но почему это второе убийство должно иметь ко мне какое-то отношение?

— Потому, — в голосе Хьюго появились снисхожительные нотки, — что иначе это не имело бы смысла. Он вас ненавидит.

— Кто он , Хьюго? — спросила Эвелин, поерзав на стуле.

— Джаспер, кто же еще.

— И… откуда вам это известно?

Он встал и отодвинул стул.

— Хотел бы я вам сказать. Но…

— Но… — подсказала она.

— Вы слишком напуганы. Но если ничего не изменится, умрут еще больше людей, и их смерть тоже будет на вашей совести.

Ей тотчас вспомнились изуродованные, разлагающиеся тела ее подруг. С тех пор она ни с кем не заводила близкую дружбу. Ей было страшно вновь потерять близких ей людей. Ее сердце этого просто не выдержит. Джаспер убил их лишь потому, что они были дороги ей. И он по-прежнему бродит где-то поблизости.

Она сошлась с Лоррейн, и вот теперь Лоррейн тоже убита. На эту связь трудно закрыть глаза. А подброшенная ей в постель рука? Разве это не знак того, что Джаспер вернулся, даже если они и нашли этот маленький черный блокнот Даниэль?

— Только не перекладывайте вину за случившееся на меня, — сказала она.

— Я ничего перекладываю. Если вы ее чувствуете, значит, так и есть.

Эвелин покачала головой. Он все еще пытался заманить ее на свою половину комнату. Нет, она не клюнет на этот крючок. Она ведь сказала Фицпатрику, что отлично осознает риск. С другой стороны, Фицпатрик не знал, что, возможно, имеет место вопиющее нарушение внутренних правил.

Как вдруг Хьюго сказал нечто такое, отчего у нее екнуло сердце.

— Возможно, третьей жертвой будет не женщина, — изрек он, — а тот смазливый коп, с которым вы проводили время.

Амарок! Но откуда ему про него знать?

Эвелин разинула рот, не зная, что на это ответить. Убить Амарока не так-то легко. Он не только большой и сильный, но и отлично владеет оружием. Впрочем, говорить это вслух она не стала — не хотела, чтобы ее слова были истолкованы как вызов. Зачем привлекать к Амароку внимание Джаспера или кто там на самом деле убийца? Потому что в неблагоприятный момент убить или хотя бы ранить можно кого угодно.

— Посмотрите на свое лицо. — Хьюго рассмеялся, как будто она только что рассказала ему смешнейшую шутку. — Оно у вас бледное как полотно. Ага, значит, вас это расстроило бы. Этот коп что-то для вас значит. Потерять его — это все равно что найти убитыми ваших лучших подружек. Тем более что вдруг он даже ближе к вам, чем они? — Хьюго понизил голос и подался вперед. — Вы с ним трахаетесь?

В эти мгновения Эвелин ненавидела его почти так же, как Джаспера.

— Что вы можете рассказать мне про эти убийства? — спросила она.

Он даже глазом не моргнул.

— Вы будете в шоке — но это также может спасти вам жизнь. Вы уверены, что хотите услышать подробности?

Одежда стала липнуть к ней, хотя в помещении было довольно прохладно.

— Вы понимаете, что наш разговор записывается?

— Еще бы! Я как та обезьяна в зоопарке, на которую все пялят глаза. — Он осклабился. — Когда я вернусь к себе в камеру, они увидят, как я дрочу, представляя, что трахаю вас. Но пока никто не слышит, что я говорю, никто этого не узнает.

— О чем именно? — скажет ли он ей, спал он или нет с Даниэль? Как там получилось, что в проклятом блокноте так много имен и заключенных, и надзирателей?