Бренда Новак - Ее худший кошмар

Коллеги вяло поздоровались с ней, однако никто не вскочил с места, чтобы обвинить ее в незаконном вторжении в кабинет Тима. Спасибо и на этом. Судя по тому, как Рассел Джонс посмотрел на нее и поспешил отвернуться, Эвелин сделала вывод, что речь скорее пойдет об Энтони Гарза и Хьюго Эвански и об обвинении в адрес Фицпатрика с ее стороны. Расс наверняка вел бы себя смелее, располагай он свежим поводом для праведного гнева, какой лелеял в себе Фицпатрик.

Эвелин пожалела, что с ней нет Стейси. Прежде чем уехать от Амарока, она справилась о ее здоровье. Увы, коллега все еще жаловалась на боль. Так что в отсутствие Стейси она лишались союзника. Теперь ей придется в одиночку противостоять Фицпатрику, его протеже Расселу и конформисту Грегу. То, как поведет себя Престон Шмидт, было непредсказуемо. Однако по тому, с каким апломбом держался Фицпатрик в ее кабинете, она решила, что тот будет и дальше продавливать свои жалобы. Оставалось лишь надеяться, что в кои-то веки Престон займет сторону оппозиции.

— Смотрю, вы приготовились к моему прибытию, — сказала она, обращаясь ко всем сразу, и, сев за другой конец стола, поставила портфель.

— Пора обсудить, что происходит в Ганноверском доме, — ответил Фицпатрик. — Мы должны ставить благо учреждения выше наших личных амбиций.

Что ж, звучит благородно, однако Эвелин знала: он имеет в виду отнюдь не себя. Его совет предназначался ей. Это она должна было поставить благо их детища выше своих амбиций и во всем его слушаться.

Эвелин закатила глаза.

— Что именно это включает? Для чего ты созвал это совещание? Чтобы попенять мне на нарушение дисциплины? Обсудить мое дерзкое поведение, а потом единодушно проголосовать за то, что я не способна руководить Ганноверским домом? Что мне лучше взять отпуск, пока у меня окончательно не поехала крыша?

Фицпатрик растерянно заморгал. Он явно не ожидал от нее этой презрительной тирады.

— Да, нам нужно обсудить твое эмоциональное со-стояние.

— Что толку в дискуссиях, если ты отказываешься слушать новую информацию? — спросила она.

— Не понял? — Фицпатрик вопросительно поднял брови.

— Ты пытаешься направить это совещание в то же русло, что и все предыдущие.

— Эвелин, угомонись, — предупредил ее Грег. — Давай не будем усугублять.

— А что-то еще можно усугубить? — Она повернулась к нему. — Убиты две сотрудницы Ганноверского дома. Часть тела Даниэль подбросили мне в кровать. Я делаю все для того чтобы понять, что, собственно, происходит, но вместо того, чтобы поддержать меня, Тим пытается прибрать к рукам контроль за нашим общим детищем.

— Да ты только послушай себя! — взорвался Фицпатрик. — С каких это пор я стал твоим врагом? Я лишь прошу тебя отдохнуть, прийти в себя, выспаться, наконец! И по-думать о том, сможешь ли ты работать дальше, если тебя постоянно преследуют воспоминания. Вот и все.

Черт, Фицпатрик оказался куда большим дипломатом, нежели она предполагала. Но тут его взгляд скользнул на Престона, и Эвелин поняла, почему. Он явно пытался заручиться поддержкой Престона, однако не был в этом уверен.

— Тим, когда я попросила привести ко мне для беседы Энтони Гарзу, Эмилио Куш направился прямиком к тебе. И вы вдвоем решили, что мне нельзя с ним беседовать.

— Вот видишь? — откликнулся Фицпатрик. — Даже надзиратели начали сомневаться в благоразумности твоих действий.

— Этого бы никогда не было, если бы ты их не поощрял, — возразила она. — Ведь это ты позвонил Феррису и попросил его не выполнять ни одно из моих распоряжений, не так ли?

— Но только потому, что в последние дни ты сама не своя. Мы же не можем позволить себе второй такой инцидент, какой случился во время прогулки заключенных в тюремном дворе!

Эвелин душил гнев. Ей было трудно говорить.

— Я сказала тебе. Кто-то подделал мое имя на приказе о переводе Гарзы из одиночной камеры. Можешь мне не верить, но это так. Как бы я ни была расстроена, я бы никогда не перевела Гарзу к остальным заключенным. Ни за что на свете.

— Тем не менее у нас есть доказательства — заявил Фицпатрик, вытаскивая копию злополучного документа из папки и демонстрируя ее всем присутствующим.

— Я этого не подписывала, — повторила Эвелин.

— Ты считаешь, что это сделал я, — с издевкой произнес он.

Эвелин пожала плечами.

— Точно утверждать этого не могу, но собираюсь выяснить.

— У меня в голове не укладывается, как тебе такое вообще могло прийти тебе в голову! — воскликнул Фицпатрик, брызжа слюной.

Эвелин посмотрела на Грега и Престона.

— В данный момент я не исключаю любые возможности. Расследуется двойное убийство, а значит, рассматриваются все версии.

Фицпатрик схватился за спинку стула.

— Расследование ведешь не ты, а сержант Мерфи. И, да, вчера ты обвинила меня в убийстве. — Фицпатрик на секунду отпустил спинку стула, чтобы жестом указать на своего аспиранта. — Рассел может подтвердить!

— Так утверждает Хьюго, — парировала Эвелин.

— Но ты ему веришь.

— Пока я должна найти доказательства, так это или нет.

— Он психопат, и этим все сказано.

— И тем не менее его слова звучали убедительно, — ответила Эвелин. — Особенно когда он их повторил, лежа едва ли не на смертном одре. Лично мне кажется крайне подозрительным, что кто-то перевел Энтони Гарзу из одиночной камеры в камеру общего содержания. Кстати, это произошло сразу после того, как ты узнал, что Хьюго разговаривал со мной. Настораживает и то, что из всех, кто был тогда в тюремном дворе, Гарза напал именно на него.

Фицпатрик всплеснул руками.

— Нет, вы только послушайте ее! Как я сказал, она лишилась рассудка!

Рассел повертел на блюдце чашку с кофе.

— Эвелин, мне неприятно это говорить, но я согласен с Тимом. Твое душевное состояние внушает тревогу. Почему бы тебе не отдохнуть? Ведь это просто безумие — утверждать, что Тим причастен к тому, что произошло в тюремном дворе. Я знаю его уже почти десять лет. Он бы никогда не пошел на такое!

— То есть ты думаешь, что нападение на Хьюго организовала я? — спросила Эвелин. — Что я оскорбилась на Хьюго за то, что тот осмелился лапать меня, и решила ему отомстить?

— Под приказом о переводе стоит твоя подпись, — заявил Рассел.

— Ты в этом уверен? — парировала Эвелин. — Ты внимательно ее рассмотрел? Сравнил с моей обычной подписью? Потому что если это сделать, только слепой не заметит разницы.

— То есть ты отказываешься доверить мне руководство учреждением, пока не придешь в себя? — спросил Фицпатрик.

Эвелин встала. Сердце бешено колотилось в груди. Ей в страшном сне не могло присниться, что ей придется столкнуться лбами с собственной командой. Но одно она знала точно: стоит выпустить бразды правления Ганноверским домом из рук, как о любой научной свободе можно забыть.