Зигмунт Милошевский - Ярость

После этого она ходила по дому, отмечая все те звуки, о существовании которых мы понятия не имеем, поскольку те заглушаются сотнями другими звуками, более настырными. Например, трущиеся друг о друга бедра во время хождения. Этот звук в брюках или колготах быстро показался ей неестественным, с тех пор свое таинство тишины она осуществляла нагой. В зависимости от времени года, трущиеся одно о другое бедра шелестели тихонько, словно перелистываемые страницы книжки, или же издавали слегка влажные звуки, похожие на облизывание губ.

Все это было весьма чувственно.

Сейчас она стояла голой перед огромным зеркалом в спальне и расчесывала свои длинные, черные волосы с синим оттенком воронова крыла. Звук расчесывания гутой щеткой свежевымытых волос напоминал о писке, когда мокрым пальцем проводишь по краю хрустального бокала.

Когда-то волосы у нее были еще более длинными, пришлось подрезать, лето было жарким. Сейчас она об этом жалела.

Женщина отложила щетку, руками собрала волосы с обеих сторон, ровненько разделенные пробором, и выпрямила спину.

Волосы походили на вороновы крылья.

Она ослабила захват. Волосы с шелестом опали, прильнули к обнаженному телу.

Жалко было этих волос. Жалко этого тела. Всего жалко.

Чиновник из ЗАГС раздражал его не на шутку, но прокурор Теодор Шацкий делал все возможное, чтобы по нему этого не было видно. Круглолицый мужчина, в энергии которого было что-то от ребенка, хотя ему наверняка уже было лет тридцать, все время или таинственно улыбался, или же строил заговорщические мины и щурил глаза словно актер в провинциальном театре, понятия не имеющий, как сыграть драматическое напряжение.

Понятное дело, что Шацкий и не мог ожидать слишком многого от кого-то, кто слушает детские песенки в конторе Записи Актов Гражданского Состояния, тем не менее, он понимал, что является должником Мышлимира.

Вот только все эти его мины ужасно раздражали.

Визит в ЗАГС представлял собой такую эмоциональную скачку, что Шацкий чувствовал каждый удар собственного сердца и совершенно серьезно опасался, что его может хватить инфаркт, так что никаких шансов воспользоваться полученной информацией у него уже не будет.

Он чуть не подскочил, когда оказалось, что у Наймана была жена. Он сразу же увидал женщину сорока пяти лет с черными волосами, которая мстит своему бывшему благоверному за старые обиды. Теория держалась крепко и сплоченно целые десять секунд, когда стало известно, что первая супруга Наймана мертва еще даже сильнее, чем ее муж.

Шацкий воспринял это словно удар ниже пояса. И физическую боль.

А потом оказалось, что у Наймана был сын. Сын, который, возможно, был свидетелем смерти собственной матери — превосходный материал для мстителя. Да, несколько молод, но мотивация творит чудеса. К сожалению, сын не сильно пережил мать. Снова лажа. Но на сей раз ему досталась утешительная награда — оказалось, что он находился под опекой уже известной Шацкому докторши Земсты. Какая ни есть, но зацепка.

Прокурор поглядывал на Мышлимира, глядел на его монитор, и впервые за этот день почувствовал: а ведь что-то может и удаться.

Он размышлял о сценке в KFC. Думал о маленьком мальчике, который увидел, как его папа уходит в сторону туалета, и, не раздумывая, вытянул руку, даже не глядя, а не стоит ли кто-то рядом. Потому что малыш знал, что его лапку схватит кто-то из старших братьев или сестер. Так это всегда срабатывало, срабатывает и будет срабатывать. Ведь связь между братьями и сестрами — одна из наиболее сильных и неразрывных. Супруги — это чужие друг другу люди, решившие прожить жизнь вместе. Это важно, но не настолько. Дети естественным образом должны оторваться от собственных родителей, чтобы получить возможность стать настоящими людьми. А родители обязаны позволить им порвать эту связь, которая когда-то казалась им фундаментом существования.

А вот связь между братьями и сестрами не обязательно должна рваться. Понятное дело, что она может быть более или менее сильной. Но проведение плечом к плечу того периода времени, когда весь мир для тебя нов, приводит к тому, что нет на свете людей более близких один к другому, чем братья и сестры.

Потому-то маленький мальчик столь доверчиво протянул руку, и потому ее тут же схватили. Инстинкт. Безусловный инстинкт любви.

— Проверьте, пожалуйста, и остальные две записи, — сказал Шацкий.

— Вам кажется, что это родные братья и сестры? — спросил чиновник.

— Мне не кажется, я уверен, — ответил прокурор, которому не терпелось узнать PESEL убийцы мужского или женского пола. — Могу поспорить на все свое имущество.

Правда, имущество это не было таким уж большим, и нельзя сказать, чтобы Шацкого это как-то волновало, но если бы Мышлимир пари принял, прокурор потерял бы все, нажитое в своей жизни.

Ни Паулина Найман, родившаяся в 1990 году, ни Альберт Найман, родившийся четырьмя годами позднее, не имели ничего общего с Петром Найманом и его женой. Они даже не были братом и сестрой, родом они были из Житкеймов в гмине Дубеники, что, судя по названиям, должно было находиться на границе с Литвой.

— Это невозможно, — совершенно без толку произнес он. — Проверьте, пожалуйста, за пару лет раньше, быть может, ребенок у них имелся до брака.

Мышлимир проверил. Нашлась Мария Найман (родившаяся в Гетржвальде в восемьдесят втором году), но она ни с какой стороны не могла быть родней. Выстрел был сделан весьма далеко, первой супруге Наймана тогда было всего семнадцать. Да, достаточно, но Польша восьмидесятых годов, это вам не Англия двадцать первого века, чтобы подростки размножались в массовом масштабе.

— Нет, это невозможно, — повторил Шацкий, чтобы заколдовать действительность. — Я не могу вам этого объяснить, но брат или сестра быть должны, иначе все это теряет всяческий смысл. Иначе все это не согласовывается. А возможно такое, чтобы ребенок родился где-нибудь иначе, в другом воеводстве?

— Такое возможно, — ответил на это Мышлимир. — Больница всегда сообщает в ЗАГС, приписанный к этой больнице. Даже если родители впоследствии заявят о рождении ребенка в своем ЗАГС, где они проживают, то заявление все равно будет передано туда, где находится больница, и именно там свидетельство о рождении будет храниться.

Шацкий выругался, сочно и долго. Мышлимир этого не прокомментировал, его глаза возбужденно горели.

— Имеется еще одна возможность, — медленно произнес он.

Слыша это, Шацкий сконцентрировался на губах говорящего.

— Ребенок был приемным.

— И что тогда?

— Тогда, в случае полного усыновления или удочерения, составляется новое свидетельство о рождении. Дата и место остаются те же самые, но ребенок получает новую фамилию, иногда даже имя, новый номер PESEL. Приемные родители вписываются в свидетельство как биологические родители.